Множественная правда Мнение Георгия Почепцова

Подфорум Варяга Киев

Модератор: Варяг

Ответить
Аватара пользователя
Варяг
Старожил форума
Сообщения: 7072
Зарегистрирован: 31 окт 2014, 21:08
Откуда: Асгард

Множественная правда Мнение Георгия Почепцова

Сообщение Варяг » 02 сен 2017, 11:19

Шок, идущий из будущего: войны идентичностей
Георгий Почепцов, для "Хвилі"

Украина и Россия столкнулись на поле идентичности, когда Россия не хочет отпускать Украину из общей с ней идентичности, которая выстроена в рамках советской с небольшим набором национальных отклонений. Все рассказы о возможном приходе НАТО на украинскую территорию являются вторичными, а первичным является исчезновение старой советской Украины рядом с Россией. Причем все оказались втянутыми в эту войну без особого желания. Никто не только не ожидал, что это возможно, но даже сегодня понять ее сложно, поскольку цели в этой войне принципиально нематериальны.

Религия, идеология, культура (РИК) не принадлежат информационному пространству. Это виртуальное пространство, для которого характерным является определенный отход от простого копирования действительности. Это более сложный взгляд на мир, поскольку речь идет не о повторе мира, а создании для него правил. Мир может отличаться от этих правил, но поведение людей будет возвращать его к идеалу, заложенному в РИК.

Виртуальный объект живет дольше информационного. Нам неинтересна вчерашняя газета, но мы вполне можем читать романы прошлого века. Информационное пространство в этом плане тактическое, виртуальное — стратегическое. Информационный объект соответствует действительности в этой точке пространства и времени, виртуальный — вчера, сегодня и с большой долей вероятности — завтра. Причем с возможностью перехода в другую страну, как Чайковский считается своим композитором в любой стране мира.

Виртуальное базируется на памяти, поскольку ориентировано на то, что было. Информационное — на сегодняшнем дне. И получается, что у человека отсутствует понимание будущего, которое он просто пытается взять из того, что уже было, что принципиально неверно, поскольку человек в состоянии проецировать только то, что уже было..

Войны строятся на попытке изменить идентичность, когда одна КРИ (культура, религия, идеология) пытается захватить территорию другой КРИ. Одна КРИ всегда считает свои представления о мире более правильными, чем у чужой КРИ.

Все примеры прошлого таковы. Религиозные войны сотрясали Европу с уничтожением представителей другой веры. Гитлер и Сталин видели себя идеологически и противниками, точно так СССР смотрел на Запад, обоюдно направив ракеты друг против друга. Конечно, есть противоречия экономического порядка, но под них все равно подводятся аргументы борьбы с «чужим».

Сегодняшний мир ничем не отличается от мира прошлого. Исламская КРИ породила феномен терроризма на более массовой основе, чем это было раньше, например, в случае русских бомбистов девятнадцатого века. Проблемы иммигрантов в западном мире являются примером культурной войны, который не смогла разрешить концепция мультикультурализма.

Идентичность выступает в роли определенной «сетки», набрасываемой на физическое и воображаемое пространство, связывая их вместе. Сюда попадает список своих собственных героев и врагов, отличный от других. СССР выстраивал их с нуля, именно поэтому его герои часто были еще живыми в момент их глорификации. Сегодняшнее постсоветское пространство имеет не только живых героев, но у него и сложности с героями прошлого времени, которые не признаются частью населения. То есть даже мертвыми герои могут нести в себе прошлые конфликты.

Рим пытался остановить подобный тип конфликтности, включая богов завоеванных народов свой пантеон, хотя и на вторых ролях. Однотипно Сталин создавал национальных героев внутри общего списка героев всей страны. По этой причине Довженко он предложил сделать фильм о Щорсе как об украинском Чапаеве.

Понятие стратегического нарратива, взятое на вооружение американскими военными, как раз охватывает видение мира под углом зрения идентичности. Это американский стратегический нарратив против нарратива Аль-Каиды. Советский стратегический нарратив был отличен от американского. Холодная война являлась продвижением каждой из сторон своего нарратива на чужую территорию.

Д. Запольский считает ошибкой трактовку римлян высокоцивилизованными, а варваров — дикарями. С его точки зрения, разница в том, что варвары были свободными людьми, а не жили в системе управления принуждением. А система свободы сильнее системы принуждения.

Запольский пишет уже о современности: «Западный человек — потомственный варвар. Он счастливее и свободнее (хотя зачастую хуже образован, имеет узкие навыки и мыслит куда более меркантильными категориями). Сегодняшняя «слабость Европы» — миф. Западная идентичность сильнее имперской: даже «малые» народы Балтии не утеряли своей воли в условиях СССР. Кстати, обратите внимание: сегодня Москва упрекает Европу именно в варварстве: отсутствии «духовности», «традиционности», «мужественности». Именно в том, что отличает римлянина от «дикаря»» [1].

Единственное возражение, которое возникает тут, состоит в том, что СССР все же не пытался разрушить моделей мира национальностей СССР. Так называемую новую общность людей «советский народ». Хотя в планах и было разрушение национальных границ. Ю. Андропов в свое время поручал разработать деление СССР не по национальным границам, а по хозяйственным. Но в результате разработка этих планов не получила продолжения. Понятно, что никакого распада СССР бы тогда не произошло, поскольку национальная «энергия» была бы резко ослаблена.

Национальная энергия оказалась в центре разлома СССР. Конечно, теневая советская буржуазия хотела получить себе свое: директора заводов — заводы, секретари ЦК — административное управление страной, а секретари обкомов — областями. Но все это было оформлено в виде национального запроса. С тех пор ищется модель совмещения национальных требований построения государства, пришедших из девятнадцатого века, с политическим пониманием нации, созданным в наше время.

Ю. Макаров видит слабость сегодняшней украиноцентричности в следующем: «Основний внутрішній конфлікт нашої постколоніальної кесонної хвороби: україноцентричність не означає ізоляцію (в ідеалі — з точністю до навпаки), між тим саме в цьому вигляді вона існує для суттєвої частини тих, хто її сповідує. Нічого дивного: донедавна носії української ідентичності перебували на периферії суспільства або в спеціально облаштованих гетто, вони ще менше були включені в світовий інтелектуальний обмін, ніж решта соціуму, який і без того утримувався за залізною завісою, і так тривало століттями. Це породило специфічну психологію монополії окремої свідомої (без іронії), патріотичної (тим більше) верстви на культурний спадок, а також ревнощі стосовно тих, хто робив спроби подолати ментальну автаркію» [2].

Это перекликается с мнением С. Жадана, что сегодня имеет место не столько борьба за украинский язык, сколько борьба против русского [3]. Это вызвало целый шквал отрицательных реакций.

По сути стратегический нарратив не зависит от языка, можно выразить украинский стратегический нарратив и на английском, хотя язык несомненно является базовым компонентом культуры. Однако литература может быть ориентирована и на другие образцы/каноны. Как и ориентация самой жизни может быть не только на литературу. В. Сорокин пишет: «Российская жизнь всегда была литературной, как американская — кинематографичной. Слово в России — это такой вековой мамонт, беспощадно топчущий все вокруг. Здесь слова, мифы и представления по-прежнему важнее дел, вещей и реальности» [4].

Войны идентичности обычны между разными странами. Внутри страны пока успешной оказалась модель американского «плавильного котла», хотя провалилась европейская идея мультикультурализма. Однако приход Д. Трампа продемонстрировал, что «котел» тоже работал не без дефектов, поскольку традиционная сторона Америки ощутила силу «чужих» на своей территории. У. Линд увидел будущую гражданскую войну США по линии традиционной культуры и контркультуры.

У. Линд говорит об атаке на культуру, кстати, он считает политическую корректность и культурный марксизм тоталитарными идеологиями [5]. На Западе не произошло революции, хотя ее ожидали, и ответ на этот парадокс дали, по его мнению, А. Грамши и Д. Лукач. Они посчитали, что этому помешала западная культура и христианская культура, то есть в принципе западная цивилизация, от которой следует избавиться. То есть говоря тематикой данного рассмотрения — следует изменить идентичность западного человека.

Идентичность, язык, культура — это все разные механизмы, выделяющие в окружающем нас мире значимые/незначимые элементы. Сакральные элементы были даже в самой материальной советской модели. Построение постсоветской идентичности идет по пути отказа от советской сакральности, в то время как построение российской идентичности строится на попытке объединения дореволюционного и советского пантеона с современным.

Четвертое поколение войны по Линду очень похоже на сегодняшнюю войну на Донбассе. Приведем характеристики Линда: война ведется негосударственными акторами, различие между войной и миром стерто, психологические операции становятся доминирующим оружием, главная цель — разрушить поддержку населением атакуемой стороны власти и войны, телевидение более важно, чем вооруженные подразделения [6].

Как видим, все эти характеристики проявили себя и в Донбассе, то есть война четвертого поколения уже реализовалась. Это явная война идентичности, когда одна из сторон пытается навязать другой свою идентичность. Это, кстати, объясняет тот всплеск пропаганды, который сопровождает эту войну в России, когда российское телевидение было единой гигантской психологической операцией, в рамках которой надо было отойти от советской модели «народы-братья» к модели «хунта-каратели-бандеровцы».

С точки зрения С. Тетема современная война ведется и в человеческом измерении, поэтому надо знать культуру противника. Незнанием такого рода вещей он объясняет привычную отсылку на иррациональность противника. Он говорит: «Когда мы просто откидываем существующее человеческое поведение как иррациональное, мы демонстрируем существенный провал в понимании человеческого измерения. Война — это человеческое стремление, а люди являются рациональными существами, даже когда они руководствуются принципами и представлениями, отличными от ваших. Проблемой поэтому является требование прийти к пониманию этих принципов и представлений» [7].

Религию, например, он видит как такой центральный параметр сегодняшних военных операций. Он пишет: «Наши солдаты должны быть вооружены более тонким пониманием центральности и важности религии и веры, как у населения, где проводятся операции, так и , вероятно, неожиданно, речь должна идти о религиозных ценностях, которые это население ожидает от наших войск. Мы можем обозначить это как потребность в развитии с помощью образования рефлексивного понимания». В этом же списке знания о противнике у него стоит антропология, психология, социология, лингвистика и даже семиотика.

Один из его выводов таков: кинетические операции дороги, могут пойти не тем путем, могут вызвать неожиданные последствия второго порядка, а некинетические — имеют долговременный эффект и не столь дорогие последствия.

К какому будущему движется человечество? Где в нем место идентичности ? В январе 2017 Национальный разведывательный совет США подготовил анализ «Глобальные тренды: парадоксы прогресса», где анализируются различные возможные сценарии развития. Понятно, что разведка должна ориентироваться на возможные отрицательные развилки в будущем. Здесь четко констатируется, что коллапс Советского Союза или Арабская весна демонстрируют, что государства оказываются слабы по отношению к угрозам, против которых не действуют обычные средства власти. Китай они видят как страну, уязвимую для будущих шоков, поскольку в нем присутствует централизованное управление, политическая коррупция, экономика, основанная на инвестициям и экспорте для роста. В США они видят факторы упругости: децентрализованное управление, диверсифицированная экономика, инклюзивное общество, большие земельные ресурсы, биологическое разнообразие, безопасные поставки энергии, глобальная военная сила.

Интересным при этом становится акцент не только на материальных факторах. В докладе написано: «Определение устойчивости государств скорее всего будет лучшим индикатором успеха в победе над будущим хаосом и разрушением, чем традиционные средства одной материальной силы. Завтрашними успешными государствами будут, вероятно, те, которые инвестируют в инфраструктуру, знания и отношения, которые могут выдержать шок — экономические, экологические, общественные или кибернетические» ([8], см. также изложение некоторых положений данного доклада на русском [9]).

Россия рассматривается как синтез авторитаризма, коррупции и национализма, противопоставленному западному либерализму, который Москва рассматривает как беспорядок и моральный упадок. По поводу Украины прозвучали следующие слова: «Разрешение конфликта на Украине будет иметь последствия во всем регионе. Западно-ориентированная Украина, уменьшив системную коррупцию, которая сопровождает страну со времени ее независимости в 1991 и проведя реформы, которые дали умеренный рост, станет мощным контрпримером современной России. Однако если российская интервенция в донбасский регион приведет к политическому и экономическому провалу на Украине, это может усилить авторитарные режимы в регионе и ослабить решимость тех государств, которые хотят следовать западной траектории».

Все это, как ни странно, достаточно азбучные истины для живущих в этом регионе. С другой стороны, люди здесь платят за эти истины кровью и жизнью, если не своей, то своих близких.

По поводу идентичностей аналитики разведки пишут: «Идеи и идентичности определяют, кем мы являемся, отражая индивидуальные представления о себе и о нашей роли в мире. Представления дают моральные указания и оптическое стекло, с помощью которых мы понимаем будущее и движемся к нему. Они определяют, кто принадлежит к сообществу, группе, обществу, государству, культуре и цивилизации, а также, критически кто не принадлежит. Хотя и будучи стойкими, идеи и идентичности не являются статическими. Отдельные идеи и идентичности взаимодействуют друг с другом — подрывая или усиливая представления, которые наиболее значимы, и то, как следует относиться к людям. На них влияет экономическое, политическое, социальное, технологическое и другое развитие».

Один из выводов — это усиление транснациональных идентичностей, поскольку в ближайшие двадцать лет информация и идеи будут свободно двигаться через границы. Такая свобода в истории часто сопровождалась религиозными войнами. И в этом случае прогнозируется, что в результате напряжение между разными религиозными группами и между религиозными и светскими сообществами будет возрастать. Кстати, в 2014 г. вышла художественная книга У. Линда с соавтором под общим псевдонимом Т. Гоббс [10]. Она начинается с вопроса: был ли распад США неизбежен? И этот распад рассматривается как произошедший через четыре десятилетия, в то время как Риму понадобилось на свою гибель три столетия.

В книге есть и такой абзац: «Сейчас удивительно, как четко выделено американское столетие: от 1865 до 1965. Историк в двадцатом столетии Шелби Фут заметил, что первая гражданская война сделала из нас одну нацию. В 1860, как он написал, «Соединенные Штаты были». В конце войны, глагол был в единственном числе «Соединенные Штаты являются». После 1965 и другой войны мы разъединены, разобраны с одинаковой скоростью на белых, черных, испаноговорящих, феминисток, геев, жертв, угнетателей, альбиносов-левшей с дурным запахом изо рта. Гомосексуалы говорят, что молчание — это смерть. Природа отвечает, что разнообразие — это война». Кстати, книга написана с точки зрения событий в 2068 году.

Прогноз об ускоренном обмене идей и информации в очередной раз демонстрирует, что Советский Союз все равно бы не выдержал такого свободного перемещения информации, а если бы и выдержал, это не был бы тот Советский Союз, который мы знали. Это также подтверждает мнение У. Линда о возможности гражданской войны в самих США.

Парадоксальный вывод доклада таков — «более связный мир будет скорее увеличивать, чем уменьшать, различия в идеях и идентичностях«.

И еще: «Информационная среда фрагментирует население и его бесконечные воспринимаемые реальности, подрывая общее понимание мировых событий, что ранее облегчало международное взаимодействие. Это также будет подталкивать к тому, чтобы подвергать сомнению такие демократические идеалы, как свобода слова и рынок идей».

Описывая наше время в своем романе, У. Линд констатирует, что реальность исчезла в виртуальности. Он пишет: «Муж и жена, дети, дом и хозяйство, поле, ферма и деревня,старые линии и пределы нашей жизни оказались разбиты на тысячи фрагментов. Реальностью стало то, что приходит из электронного ящика, а не то, что ты видишь из своей двери. Не то, что вы выглядываете из-за двери с ружьем в руке. Это может быть кто-то чужой, или ваш собственный ребенок, или оба. Все стало политическим. Вы выбираете слова политически, ваша одежда политическая, ваши развлечения политические. Если все три без пороков и скучны, вы на правой стороне. Если они грязны и соблазнительны, вы на левой стороне. Вы должны быть тем или другим, поскольку все таково».

Подобную фрагментацию подтверждают также исследования. Ср., например, следующие слова: «Увеличивающаяся поляризация, даже фрагментация, общества становится явной в американской политике. Есть ощущение, что общества разделяется на части, каждая из которых слушает только других членов своей группы. Разделение между группами позволяет им отклоняться даже дальше в ценностях и перспективах» ([11], см. также [12]). Однотипно разделены медиа, которые «обслуживают» только своих: как читателей, так и авторов (см., например, исследование правого поворота в информационном пространстве США [13]).

В докладе национальной разведки также множество других наблюдений по поводу того, что мир будущего станет не просто более сложным, а будет связан со множеством новых опасностей для человечества.

Идентичности в докладе уделено особое внимание. Политические лидеры будут опираться на идентичности для мобилизации своих сторонников и проведения политического контроля. Группы идентичности будут более влиятельными, некоторые из них будут иметь транснациональный характер. Параллельно будет происходить эрозия традиции толерантности.

Религиозная идентичность также станет гибкой: «Представьте человека, пришедшего в храм в будущем: что он будет искать в его стенах? Личной коммуникации. Его типу сознания нужна будет простота, возможность прямой коммуникации, честность, искренность, лаконичность. Его сознание отсечет все лишнее, все сугубо локальное, обусловленное историческими амбициями”.

Все это будет вести к запросу на понимание смысла происходящего, то есть к реформе языка богослужения и реформе структуры самой службы. Богослужение на церковно-славянском языке носит ретроспективный и элитаристский характер: смысл службы понятен только избранным. Основатель религии, проповедовавший на языке рыбаков и крестьян, покажется более весомым образцом. И если иерархично-ритуальное сознание людей старшего поколения могло принять торжественный, но малопонятный чин службы, то в языке новых поколений возникает конфликт между требованиями ясности, простоты и, с другой стороны, ускользающими смыслами древних текстов» [14].

Но перед нами не административное «передавливание» в пользу одной точки зрения. Гегемония Грамши интересна акцентом на добровольном признании ситуации управления одним сегментом общества другим [15 — 16]. Кстати, одна из этих статей называется «Медиа гегемония».

При этом будут умирать старые информационные потоки, им на смену придут новые информационные, как пришли социальные медиа, или виртуальные потоки, как пришли телесериалы. Все они будут иметь не совсем ясные на сегодня последствия. Социальные медиа могут трансформировать индивидуальную идентичность, например, парадоксальным образом не ослабляя, а усиливая ощущение одиночества [17]. Или такой факт, что люди, не согласные с тональностью и манерой обсуждения на телевидении, уходят от него. По социологии 30% бросили смотреть из-за этого российское телевидение [18].

Признав, что информация не является знанием [19], о чем, кстати, давно писали пионеры теории информационной войны, размещая знания и мудрость на вершине пирамиды, внизу которой было понятие факта, следует подчеркнуть, что сегодняшний мир оказался переполненным информацией, но не знаниями. Странным образом избыточность информации закрыла пути к знанию. Мы имеем постепенное упрощение картины мира и определенное «оглупление» населения. В своем романе Линд высказался об этом феномене очень удачно: «Мы знаем все меньше и меньше, но компьютеры будут передавать наше невежество быстрее».

Л. Гудков пишет об упрощении мира современного человека: «Именно в силу примитивизации подавлен, атрофирован всякий интерес к сложности, к новым смыслам. Действительно, здесь опять можно вспомнить пословицу: «Можно подвести лошадь к водопою, но заставить пить ее нельзя». Пожалуйста, у нас все возможности, действительно. Общество более открыто, информационные источники более разнообразные, несмотря на всю цензуру. Но библиотеки пустые. Вот в мое время надо было утром бежать в «Ленинку» и ждать, когда очередь там освободится…» [20].

Как видим, сегодня потеряно и стабилизирующее влияние литературы. Люди читают то, что более приближено к их болевому порогу, в виде социальных медиа. Вчерашние беды, которые хранит литература, их больше не волнуют.

С социальной арены исчезли прошлые социальные «стабилизаторы», которые удерживали общество в рамках. Эту функцию потеряла не только литература, но и образование, которое также трансформируется в ту сторону, которую не хочет принимать общество.

Украину не испугать хаосом, поскольку мы время от времени то выходим, то входим в него. Однако хаос всего мира предстанет как подлинная беда.

Литература

1. Запольский Д. Столицей России буде Пекин или Шанхай. Интервью // rusmonitor.com/dmitrijj-zapolskijj-stolicejj-rossii-budet-pekin-ili-shankhajj.html

2. Макаров Ю. Шевченко без башти // zn.ua/project/shevchenko/

3. Жадан С. У нас происходит не борьба за украинский язык, а против русского. Интервью // nv.ua/ukraine/politics/zhadan-u-nas-proishodit-borba-ne-za-ukrainskij-jazyk-a-protiv-russkogo-587361.html

4. Сорокин В. Я — безнадежное литературное животное. Интервью // gorky.media/intervyu/ya-beznadezhnoe-literaturnoe-zhivotnoe/

5. Lind W. The origins of political correctness // http://www.academia.org/the-origins-of- ... rrectness/

6. Bloom J.A. William LInd’s way of war // http://www.theamericanconservative.com/ ... ay-of-war/

7. Tatham S. a.o. Training humans for the human domain. — Carlisle, 2015

8. Global trends. Main report // http://www.dni.gov/index.php/global-tre ... s-teach-us

9. Ларина Е., Овчинский В. Разведка США: преступность, терроризм и новые технологии ближайшего будущего // zavtra.ru/blogs/razvedka_ssha_prestupnost_terrorizm_i_novie_tehnologii_blizhajshego_budushego

10. Hobbes T. Victoria. A novel of 4th generation war. — Kouvola, 2014

11. Morales A.J. a.o. US social fragmentation // mystudentvoices.com/us-social-fragmentation-a0e7586c9180#.jdqo8mpo9

12. Rentfrow P.J. a.o. Divided we stand: three psychological regions of the United States and their political, economic, social, and health correlates //Journal of Personality and Social Psychology. — 2013. — Vol. 105. — N 6

13. Бенклер Й. И др. Экосистема правых медиа во главе с Breitbart News зменила общую повестку медиа // themedia.center/2017/03/11/issledovanie-ekosistema-pravyih-media-vo-glave-s-breitbart-news-izmenila-obshhuyu-povestku-media/

14. Фирсов А. После «Пересвета»: РПЦ и ментальные ловушки XXI века // pltf.ru/2016/10/26/alexey-firsov-forbes/

15. Hull S. Gramsci and us // http://www.hegemonics.co.uk/docs/Gramsci-and-us.pdf

16. Artz L. a.o. Media hegemony // http://www.researchgate.net/publication ... a_Hegemony

17. Primack B.A. Social Media Use and Perceived Social Isolation Among Young Adults in the U.S. // http://www.ajpmonline.org/article/S0749 ... 8/fulltext

18. Социология российского политического телевидения. Исследование // pltf.ru/2017/02/01/polit-tv/

19. Савин Л. Кибергеополитика: вопросы идеологии // katehon.com/ru/article/kibergeopolitika-voprosy-ideologii

20. Вожди и нация //

http://www.levada.ru/2017/02/21/vozhdi-i-natsiya/
God Save the King

Аватара пользователя
Варяг
Старожил форума
Сообщения: 7072
Зарегистрирован: 31 окт 2014, 21:08
Откуда: Асгард

Re: Множественная правда Мнение Георгия Почепцова

Сообщение Варяг » 02 сен 2017, 11:20

Конструирование мира средствами медиа, или коммуникативный инструментарий социальных процессов
Георгий Почепцов, для "Хвилі"


Довоенный период истории показал, как успешно тоталитарные государства (СССР и Германия) конструировали сами себя средствами литературы, искусства, кино. После войны пришло телевидение, которое делало то же самое более мягко с точки зрения восприятия граждан, поскольку довоенное воздействие было «точечным», и потому заметным, а телевидение сделало его постоянным, уводя от проводимого влияния внимание благодаря феномену развлекательности.

Советская литература работала не просто абстрактно на идеологию, у нее также была своя задача — воспитания нового человека. Ради этого и культивировался метод соцреализма: «Для сюжетов соцреализма характерен определенный набор приемов. Нередко во главе угла — возможность перевоспитания и духовного перерождения персонажей. Если люди ошибались, то в коллективе они могут исправиться и прийти к верным решениям. Только труд способствует облагораживанию как отдельных людей, так и общества в целом. Ради него можно и нужно пренебрегать личными интересами» [1].

Сегодняшние государства имеют множество проблем, которые способны решать коммуникативные методы. Отсюда внимание к теории «подталкивания», к увеличению уровню счастья у населения, к использованию фильмов и сериалов для продвижения правильного с точки зрения здоровья поведения, к стимулированию социальных изменений.

Для Украины такой проблемой, требующей решения, является объединение ее составных частей в единую страну на базе общих символов и памяти. Украина сегодня ощущается разделенной: языком, героями, авторитетами, новыми названиями улиц… Но разделенными являются и многие другие страны, даже те, о которых не думают, как о разделенных, например, США, где прогнозируется чуть ли не гражданская война в будущем (работы У. Линда, например).

Сегодняшнее общество имеет гораздо больше средств для защиты своей идеологии или квази-идеологии от государства, поскольку есть множество неконтролируемых информационных потоков. Это до времен перестройки СССР или Польша пытались удержать ксероксы от использования в запрещенном направлении, но сегодня это стало затруднительным.

Гегемония Грамши также является ответом на вопрос, почему прошлые общества функционировали относительно спокойно, лишь изредка обращаясь к революциям. Гегемония удерживает картину мира, создаваемую управляющими, с которой согласны управляемые. Этот вариант добровольного подчинения также разрушен в современном мире опять-таки из-за множественности источников коммуникации.

Общества прошлого объединялись с помощью разделения на свой/чужой, мы/они. Э. Смит положил в основу своего понимания национализма этно-символический подход (см., например, [2]). В рамках него базовыми являются такие культурные элементы, как символ, миф, память, ценность, ритуал, традиция. Общая память цементирует нацию. Например, Украина и Россия в данный момент расходятся в понимании некоторых символических элементов [3].

Смит видит сохранение общих элементов даже после периода радикальных изменений, которые были во время французской, российской и китайской революции. Важным является то, что это общее сознание создает преемственность между поколениями. В этом плане интересно, что СССР, как это ни странно, сохранил всю дореволюционную дворянскую культуру как базовую, но отдал ее … пролетариату.

Г. Иванкина написала об этом феномене: «СССР унаследовал именно дворянскую культуру побеждённого класса, сделав её основой воспитания, образования, творчества. И вальсы Шуберта, и балы… в доме культуры — с колоннами да лепниной, и даже военные с привычной выправкой. В культовой саге «Офицеры» бывший царский военачальник передаёт эстафету красному командиру. Учащиеся пролетарских ФЗУ писали сочинения на тему духовных исканий князя Андрея — подразумевалось, что персонаж графа Толстого понятен будущему фрезеровщику. Другой Толстой — тоже граф — создавал для советских людей фантастические миры «Аэлиты», сказочное пространство «Буратино» и великое прошлое Петра. Постулаты: служба, верность, нестяжательство, презрение к буржуазным, то есть — не дворянским (sic!), наворотам. У советских — особенная гордость. Мы воспринимались наследниками той, старой, России, которую мы не теряли. Большевистский СССР оказался единственным социумом XX века (за исключением Англии, наверное), где хранились и пестовались аристократические вкусы. Но есть нюанс: в советской системе эти привычки прививались всему народу, а не только высшей элите» [4].

Во многом это можно объяснить тем, что СССР проходил процесс модернизации, что требовало усиленного развития образования и науки, без которых модернизация невозможна. Это также совпало со сменой элит, происходившей по политическим соображениям. Вспомним красных командиров, красных профессоров и рабфаки, являвшихся механизмами этой ускоренной замены элиты с «неправильной»на «правильную». Пришлось даже на некоторое время закрыть исторические факультеты, пока не была выработана «каноническая» история страны.

Сегодня во всех странах на сегодня сложилась фрагментация населения, равной которой не было никогда. Именно по этой причине возникла среда, внушающая беспокойство избирателям, которые в свою очередь усиленно голосуют за представителей направления, именуемого популизмом. Никогда ранее процесс прихода кандидатов на первые посты в государстве не казался таким случайным .

В США это оказались выборы Трампа, разделившие население пополам, причем частично это сделали телеканалы Fox News и MSNBC, поскольку люди смотрят то, что соответствует их интересам, то есть они группируются вокруг телеканалов, соответствующих их интересам, тем самым поляризуя общество [5 — 6].

Исследователи уже давно отметили интересную особенность нашего восприятия: «Когда рассматривается доказательство, имеющее отношению к представлению, люди имеют тенденцию видеть то, что они ожидают, делая тот вывод, который они ожидают. Информация, которая совпадает с существующим представлением, часто воспринимается как правильная, в то время как доказательство, противоречащее им, анализируется критически и с недоверием. Наши представления поэтому менее реагируют, чем нужно, на последствия новой информации» [7].

Телевидение серьезным образом штампует наши представления о реальности, даже в тех областях, где этого быть не должно. Телевидение, как получается, способно победить любую логику. Сценарист и продюсер таких сериалов, как «24» и «Родина» Г. Гордон говорит следующее: «Мы постоянно в танце с реальностью. Нас посещал генерал, поклонник «24», который рассказал, что многие следователи в Ираке и Афганистане ориентируются на Джека Бауэра [героя сериала «24» — Г.П.]. Медиа очень сильны. У артистов есть возможность гуманизировать друг друга и рассказы других в мире, который реально выстраивает стены и порождает страх» [8].

Г. Гордон также говорит, что когда фирма Гэллапа проводила опросы среди мусульман, то там был вопрос «Любите ли вы американцев?», на что приходил положительны ответ. Следующим вопросом было «Вы встречались с американцами?». Ответом было «Нет». Откуда же люди знали американцев, ответ — сериал «Друзья»

Мы живем в мире, построенном не нами, а сериалами и социальными медиа. Именно они рассказывают нам, что такое хорошо и что такое плохо, кто есть друг и кто есть враг. Но если раньше все знали один набор сказок, то теперь их бесконечно много, чтобы столь же успешно быть базой для объединения. Таким образом тоже продуцируется разное сознание.

Еще в 2008 г. К. Джеймисон с соавтором выпустили исследование, как влияют главные консервативные медиа, а среди них есть смотримый многими канал Fox News и вторая наиболее читаемая газета страны Wall Street Journal [9]. Они приходят к выводу, что консервативные медиа действуют по модели эхо-камеры, пользуясь одними и теми аргументами в разных изданиях. Политическое радио, как оказывается, имеет даже большее значение для информирования, чем телевидение и газеты [10].

Дж. Байден, когда был вице-президентом, поблагодарил кинопродюсеров за то, что общество одобрило право на женитьбу геев. Дословно он сказал следующее: «Это все не из-за того, что мы ввели закон. Это был сериал «Уилл и Грейс», это были социальные медиа. Буквально. Именно это изменило отношение людей. Поэтому я был уверен, что большинство людей «примет и достаточно быстро» женитьбу геев» [11- 13].

Телевидение в состоянии не только вводить новые типы поведения в дополнение к существующим, но и жестко отменять старые. Самым ярким примером на постсоветском пространстве стала история о том, как Россия разрывала советскую модель народов-братьев — России и Украины. Реально была предложена модель, которая сохранила народы-братья, просто к власти в этом случае пришли «фашисты-хунта-бандеровцы», от которых следовало спасать Украину.

В этот кризисный период в 2014 г. в России вышла на первое место по просмотру программа «Время». С одной стороны, события в отношениях Украины и России стали стремительно меняться, с другой, любое совершенно неожиданное физическое действие типа появления в Крыму «зеленых человечков» требует информационного обоснования. Чем сильнее будет физическое отклонение от нормы, тем сильнее должно быть информационное воздействие, вводящее эту новую норму.

Российский телекритик А. Бородина дает этому такое объяснение: «Понятно, что столь высокой популярностью программа «Время» обязана войне на Украине, тому, что происходило в Крыму, а потом в Донбассе. Рекордные цифры можно считать результатом эффективно запущенной пропаганды через подконтрольные государству телеканалы. Но также очевидно, что в дни трагедий и катастроф рейтинги новостей всегда растут, –так устроена психология людей: они бросаются к телевизору, чтобы узнать о происходящем «здесь и сейчас». А телевидение во всем мире, в России особенно, по-прежнему самый массовый и доступный источник получения информации. Другой вопрос, что часто в роли информации может выступать сплошная пропаганда» [14].

Бородина приводит разницу ментального порядка между Украиной и Россией, подчеркивая это на примере телепросмотров, например, в Украине меньше смотрят парад Победы и больше, чем в России трансляцию богослужений [15 — 16].

Телерепортажи с Украины создали виртуальную реальность, которая удовлетворяла политическую повестку дня в России. А. Олейник, например, подчеркивает: «репортажи о революционных и постреволюционных событиях в Украине требуется сделать образцовым примером по созданию виртуальной реальности. Если особо продвинутые граждане захотят найти выход из нее с помощью интернета, нужно наполнить интернет-дискуссии тем же – смесью лжи, бессмыслицы и подаваемым под видом ИМХО мнением властвующей элиты. Интернет-тролли не менее эффективны, чем танкисты» [17].

Картина российского новостного вещания вся была отдана Украине. Это удалось делать единым образом, поскольку на российских каналах в принципе нет альтернативной точки зрения. Ее нет как бы определению. Это, кстати, нарушает один закон достоверности источника. В рамках него считается, что для того, чтобы тебе верили нужно изредка давать и отрицательные, а не только положительные сообщения о власти.

Бородина увидела эту ситуацию так: «После «закрытия» на Рен-ТВ Марианны Максимовской нет ни одной программы в федеральном эфире, подчеркиваю – в федеральном, где бы звучала альтернативная власти точка зрения. Не важно, поддерживаем мы власть, или с ней не согласны, но журналистика устроена так, что должны быть альтернативные точки зрения. Есть провластная, есть альтернативная, есть экспертная. В «Коммерсанте», где работала и я, любая качественная заметка строилась следующим образом: один герой – второй герой, одна точка зрения – вторая точка зрения и независимый эксперт, желательно два. Без этого набора персонажей заметка никогда не ставилась в номер. Таковы были стандарты в газете, которая считалась одной из лучших, если не лучшей в стране. Сейчас, к сожалению, альтернативной точки зрения у нас в новостях нет. В этом смысле ситуация, на мой взгляд, очень драматичная и тяжелая. Есть сетевые каналы, есть интернет, но большая часть страны имеет те новости и ту информационную повестку дня, которая отражена в телевизоре. Она, увы, безальтернативная» [18].

Это можно назвать информационной войной со своим населением, потому что новости об Украине полностью заменили внутреннюю повестку дня внешней. Россия стала, как когда-то учил Ельцин, вставать и ложиться спать, думая об Украине, поскольку чисто российских событий в этот момент не было: не только новости, но и ток-шоу с большой долей накала принялись говорить исключительно об Украине.

Та же Бородина увидела эту ситуацию так: «Начиная с февраля — марта 2014 года в эфире российского гостелевидения Украину стали называть „фашистским государством“. Это дословная цитата из Дмитрия Киселева, который многократно употреблял данное выражение. Без каких-либо оговорок, все целиком именуются „фашистами“, „нацистами“, „бандеровцами“, „карателями“. Иногда говорят: „киевская хунта“ — и здесь не делают ограничений. Получается, что все жители Киева, независимо от их взглядов (а они могут и не поддерживать свое руководство), объявляются „хунтой“… Масса случаев на госканалах, прежде всего это „Россия-1“ с программой „Вести“, когда кадры взяты из совершенно других государств и приписываются происходящему на Украине… Ничего подобного никогда не было. Весь мощный ресурс телевидения работал на то, чтобы посеять в нас, телезрителях, ненависть к соседнему государству, Украине… Пропагандистский эффект успешен с точки зрения поставленных задач, телевидение нанесло сокрушительный удар по российско-украинским отношениям. Но каким способом? — абсолютной манипуляцией сознанием людей. Совершено профессиональное преступление» [19].

Социологи, кстати, говорили в этот период, что они измеряют не мнение населения, а телевизор, потому что интенсив телевизионных интервенций превосходил возможности человеческого мозга им сопротивляться. Человеку всегда легче согласиться со мнением, которое реально является мнением большинства или подается таким способом.

Россия этого периода забыла о своих собственных проблемах:

«Никто не рассказывал зрителям про их пенсии (аудитория узнавала только про начисление ставок для крымских пенсионеров), про проблемы ЖКХ, больницы, детские сады, школы, детские дома — все куда-то растворилось. Об этом российское телевидение уже не вспоминало. На экране был один Крым и еще зловещая Украина. Ее новый страшный образ телезрителям страны сформировали очень быстро. Фактически во всех телевизорах звучала только одна точка зрения: на Украине «фашисты», «нацисты», «бандеровцы», «каратели», «бандиты»… Без всяких оговорок и отступлений. Вся Украина в эфире российского телевидения стала фашистским государством. В этой идеологической риторике особенно преуспели каналы ВГТРК и главная программа «Вести недели» с Дмитрием Киселевым» [20].

Проведен широкий круг исследований, в рамках которых изучается новый тип российского влияния, когда инструментарий его не столь заметен. Это воздействие, например, с помощью юмора [21 — 22], на базе создания так называемых «партнеров» в других странах [23 — 24], опираясь на информацию как оружие проявления власти [25].

На исследование о юморе как средстве влияния Россия моментально ответила, но в шутливой манере [26 — 27]. Причем ответ пресс-секретаря МИДа М. Захаровой перепечатали без преувеличения сотни российских изданий.

Когда, 4 марта 2017 г. на телеэкраны вернулась после пятилетнего перерыва сатирическая программа «Прожекторперисхилтон» [28], то это вызвало достаточно унылую реакцию медиа [29 — 31]. И это вполне понятно, ведь объекты для шуток могут быть только за рубежом. Это можно назвать цензурой, можно самоцензурой, но результат все равно один.

Массовое сознание подвержено множеству иллюзий. Мы все является жертвами так называмого «наивного реализма», когда те, кто на наших позициях, рассматриваются как такие, которые смотрят на мир объективно, а те, кто против, трактуются как иррациональные и неинформированные [32]. Кстати, совершенно понятно, что такой мир вполне комфортен и для академика, и для человека у телевизора.

США и Европа являются фрагментированными на части обществами. Однако пока их экономика и политика работают лучше, чем у нас, они не ощущают этой фрагментации так, как ее видим мы. Правда, часть аналитиков, например, У. Линд, видят грядущие беды от этой фрагментации, вплоть до гражданской войны внутри США. Именно для него является реализацией войны четвертого поколения, когда телевидение работает сильнее, чем воинские подразделения.

При этом Линд считает, что мы пока не достигли войны пятого поколения. Одним из тестов по его мнению является то, что армия нового поколения легко может победить армию предыдущего поколения.

Линд пишет: «Пытаться визуализировать Пятое поколение войны из нашего сегодня — это все равно что попытаться увидеть очертания средних веков из наблюдательного пункта в поздней Римской империи. Не существует телескопа, который смотрел бы так далеко. Мы видим варваров на марше. В Америке и Европе мы уже находим их среди легионов. Но что последует из хаоса, который придет на их волне, могут видеть только боги на горе Олимп. Следует также помнить, что в последний раз, когда это случилось, боги умерли сами» [33].

Если мы посмотрим на то, что условно именуется идеологией Силиконовой долины, то можно увидеть, что она резко отличается от официально провозглашаемых идей. Одним из таких идеологов неореакционеров является М. Аниссимов. Их отличает отрицание равенства, демократии, приверженность право политике и, конечно, трансгуманизм и вера в силу технологий, которые должны решить все проблемы [34 — 35]. Одновременно неореакционизм [36] не очень четко задан как направление, хотя сборник Неореакционный канон насчитывает 641 стр. [37]. Кстати, как и у Линда, у них есть идея городов-государств.

У Аниссимова есть 12 основных пунктов неореакционизма, среди которых есть и такие [38]:

— коммунизм и капиталистическая демократия — две стороны одной монеты, они говорят о равенстве, хотя в действительности его нет,

— демократическая политика — это средство, при которой одни сегменты голосуют за льготы себе, увеличивая социальный конфликт,

— демократия разрушила традиционные социальные структуры, атомизировала общество, превратив всех в неотличимых друг от друга граждан, вместо того, чтобы брать участие в общественной жизни люди занялись электронными развлечения

Проблема фрагментации обществ стоит перед всеми. Можно вспомнить, что и британские консерваторы пришли к власти, критикуя капитализм и коммунизм за атомизацию граждан. Тогда в ответ они развернули интересные программы, направленные на увеличение счастья среди населения. Этот их опыт, как и опыт по внедрению методологии «подталкивания» в государственное управление представляет несомненный интерес для всех стран (см. некоторые наши работы на эту тему [39 — 41]).

США увидели фрагментацию не в традиционном делении на две по политическим предпочтениям на выборах президента, а на целых двадцать частей [42]. Так что Украина не одна имеет такие проблемы. Мир может распасться на составляющие достаточно внезапно, ведь никто не ожидал, например, выхода Британии из ЕС.

Сильные коммуникативные потоки потоки сегодня могут быть не только самоокупаемыми, но и приносить прибыль. Голливуд дает Америке больше финансов, чем ее автомобильная промышленность. Фейсбук бьет все рекорды по прибыльности, при этом Цукерберг ставит задачи по управлению глобальным обществом. Завтрашний день откроет перед нами совершенно новые возможности. И каждый такой шаг будет нести нам новые опасности, потому что физиологически мы ничем не отличаемся от человека Древней Греции, зато информационные ресурсы, которые на нас обрушиваются, превосходят все то, что имело человечество даже суммарно за тысячелетия.
http://hvylya.net/analytics/society/kon ... essov.html
God Save the King

Аватара пользователя
Варяг
Старожил форума
Сообщения: 7072
Зарегистрирован: 31 окт 2014, 21:08
Откуда: Асгард

Re: Множественная правда Мнение Георгия Почепцова

Сообщение Варяг » 02 сен 2017, 11:21

Информация как оружие: как и почему она может представлять опасность
Георгий Почепцов, Media Sapiens

50001
georgiy-pocheptsov
Когда мы говорим об информационной войне как о реальности, нам следует задуматься, что и почему делает из информации оружие, что именно влияет на индивидуальное и массовое сознание, заставляя целые страны закрываться от чужих информационных потоков.
В рамках трех пространств — физического, информационного и виртуального — есть свои единицы, отражающие свойства именно этого пространства. Эти пространства разнятся также и своими особенностями. Физическое пространство разрешает существование в одной точке не более одной единицы. Если там стоит памятник, например, там уже не может быть дерева. Такая единица информационного пространства как новость будет меняться во времени, рассказывая об этом памятнике. То есть возникает множественность вариантов. И бесконечное количество вариантов может сосуществовать в случае виртуального пространства. Рассказов, фильмов, картин, избравших в качестве своего объекта памятник, может быть бесконечное множество.


Суммарно эти различия в реализации можно представить себе в следующем виде:

физическое пространство — один вариант,
информационное пространство — множественность вариантов,
виртуальное пространство — бесконечное количество вариантов.
Пропаганда может поставить на площади памятник, чем она часто и занимается, но еще более ей интересны информационное и виртуальное пространства из-за открывающихся бесконечных возможностей. Памятник стоит в неизменном виде, пока его не поменяют на другой, что случается редко, зато информационное и виртуальное пространства предоставляют возможности для бесконечных изменений. Тем самым индивидуальное и массовое сознание могут получать постоянный «информационный массаж».

Почему может возникать опасность информации? Информация может противоречить модели мира, то есть главная ее опасность может лежать в разрушении имеющейся модели мира, поскольку разрушение модели мира у всех его носителей ведет к хаосу в головах, за которым следует хаос в самом мире.

Каждое общество и государство, чтобы не допустить подобную ситуацию, вводят физические, информационные и виртуальные границы. Физические границы видны невооруженным глазом, а информационный суверенитет возникает за счет существования национальных систем информирования, которые сами производят отбор новостей для своего внутреннего тиражирования.

Виртуальные границы возникают за счет того, что виртуальный продукт имеет коммерческую ценность и не является свободным в своем распространении, требуя оплаты. Но он может распространяться в рамках мягкой силы того или иного государства. Одновременно виртуальный продукт за счет своей коммерческой ценности начинает более свободно проникать сквозь любые границы. На нем хотят заработать не только создатели из страны, создавшей этот продукт, но и те, кто начинают продавать его в стране получателя. По этой причине «Гарри Поттер» попадает в другую страну легко, а научная монография — нет, поскольку на ней нет возможности заработать.

Социальные медиа, как и интернет в целом, разрушают все виды границ, способствуя выработке единой модели мира глобального человека. С другой стороны, информационно и виртуально более сильные страны, например, страны первого мира легко (по сравнению с третьим миром) распространяют свои информационные и виртуальные продукты на чужой территории. Их новости, фильмы, звезды на чужой территории выглядят привлекательнее своих собственных.

Только когда стоящая за ними модель мира противоречит национальной модели мира, возникают запреты на такое распространение. Например, радикальный ислам борется с глобализацией / вестернизацией даже с помощью террора, а Иран создает свои конкурентные продукты вместо западных — свою анимацию вместо диснеевской, своих кукол вместо Барби и под. Историк Ключевский в свое время четко сформулировал позицию, что, беря в руки чужой продукт, мы перенимаем модель мышления его создателей.

Это связано также с тем, что сильные государства способствуют продвижению своих идей в области религии и идеологии, отсюда и берет начало пропаганда — термин, отражающий работу миссионеров Ватикана. Сегодня и на Западе открыто признаются, что современные Fox News, Press TV и Russia Today являются пропагандой, продолжая традиции политически управляемых медиа холодной войны [Somerville K. Framing conflict — the Cold War and after: Reflections from an old hack // Media, War & Conflict. — 2017. — Vol. 10, I. 1]. Соответственно, происходит контрпропагандистская реакция на них, например, Британия запретила иранскую Press TV на своей территории. Украина запретила российские телеканалы.

Социальные сети задали более демократические модели влияния, тем самым резко увеличив доступность информации, которая может нанести вред социуму. Понятно, что именно они стали основным каналом воздействия на Запад со стороны России, так как она не может с той же активностью продвигать свои сообщения в традиционных медиа.

Вальцман на множестве примеров продемонстрировал спектр разнообразия российских атак с помощью социальных медиа.

В свою очередь Уоттс показал, как именно распространяется эта информация: «В сети происходит достаточно системный процесс распространения введенной информации: «Единомышленники, сторонники, агрегаторы (серые аккаунты) и скрытые агенты влияния (черные аккаунты) делятся материалами скоординированной российской пропаганды с важными узлами сети по принципу “один на один” или от “одного ко многим”». Такая скоординированная деятельность имеет целью передать, усилить и запечатлеть в сознании отобранной категории избирателей влиятельный контент и его темы. Делясь информацией, они часто распространяют контент, привлекательный для левого или правого фланга политического спектра, а также любые антиправительственные и социальные темы проблемного характера. Зачастую этим занимаются охотники за прибылью и политические пропагандисты, стремящиеся добиться высокого уровня просмотров по узкому набору тем, предназначенных для еще более узкой целевой аудитории» (см. также здесь и здесь).

Все это представляет собой реализацию базовой идеи, что информация — это сила и власть. Но для этого ей должны поверить, признать ее если не как истинную, то как возможную. В первом случае произойдет разрушение атакуемой модели мира, во втором — внесение в нее сомнения.

Получатель информации является важным компонентом, поскольку воздействие идет на его когнитивную систему. Задачей действий во всех трех пространствах (физическом, информационном, виртуальном) является воздействие на когнитивную систему индивидуального и массового сознания. Наше мышление является главной целью любой информационной атаки.

Военные также акцентируют когнитивный аспект: «Для любого практика информационной войны когнитивный элемент имеет наивысшую ценность. Вся активность не имеет смысла, если она не приводит к изменению понимания и восприятия выбранной аудитории». И это особенно характерно для британского видения информационных операций, поскольку в них целью является изменение поведения объекта воздействия.

Теперь обратимся к более конкретным точкам сообщения, влияющим на когнитивную сферу. Они могут быть встроены в структуру самого сообщения в качестве дополнительного компонента либо возникать в процессах передачи. Можно, конечно, себе представить и такую ситуацию, когда информация выступает в качестве триггера, запуская свое разрушительное воздействие.

Первым, кто претендует на роль такой точки воздействия на мышление, является фрейм. Сегодня о фреймах много писали Лакофф и Айенгар, которые выпустили известные книги на эти темы.

Но к фреймам как рамочным конструкциям, в системе которых подается новость, обращались и другие исследователи. Фреймирование работает с такими параметрами, как отбор и выделение. Еще в девяностые годы Энтман определяет фрейм следующим образом: «Фрейм должен отобрать некоторые аспекты воспринимаемой реальности и сделать их более подчеркнутыми при передаче текста таким образом, чтобы продвинуть конкретное понимание проблемы, причинно-следственные связи, моральную оценку и / или рекомендации по трактовке описываемого явления» [Entman R. Framing: Toward Clarification of a Fractured Paradigm // Journal of Communication. — 1993. — Vol. 43. — I. 4].

Фрейм, или рамка, как мы видим, становится самостоятельным игроком в процессах передачи информации. Он не воспринимается как нечто отдельное от новости, а как новость сама по себе. Обычный человек не может отделить фрейм от новости.

Отсюда следует, что любое освещение не может быть нейтральным, оно несет в себе отголосок модели мира, например, журналиста или издания. Причем в достаточно конкретной форме. Тем самым как бы выполняются две функции. С одной стороны, никто не может сказать, что информирования не было. С другой — одновременно с информацией проходит «оружие». Мы смотрим на дополнительную информацию именно так, поскольку читатель / зритель не догадывается, кроме явных случаев передергивания, что ему в голову реально вводится два сообщения. Он не задумывается еще и по той причине, что каждый читатель / зритель читает или смотрит СМИ, отражающие именно его политические убеждения, и отбрасывает СМИ противоположных взглядов как заранее недостоверные, поэтому все дополнительная информация кажется ему вполне естественной, ведь она полностью соответствует его модели мира.

Очень хорошо это видно по классификации новостей Айенгара, разделившего их на эпизодические и тематические [Iyengar S. Is Anyone Responsible?: How Television Frames Political Issues. — Chicago, 1991]. Создание тематических новостей требует более серьезной журналистской работы, привлечения экспертов, изучения контекста проблемы. Эпизодические новости просто повествуют о случившемся как о разовом эпизоде. Это является одной из причин, что телевидение, как правило, дает нам в основном эпизодические новости. Например, новости сообщат, что на каком-то перекрестке сбили прохожего. Мы будем винить индивида, который был неосторожен. Но если нам одновременно расскажут, что переход неосвещен, что там часто происходят происшествия, то в этом случае мы сразу обвиним городские власти. И это вторая причина, по которой мы чаще видим именно эпизодические новости.

Как говорит в своем интервью Айенгар: «Людям предоставляют эпизодическое освещение по многим проблемам — преступность, терроризм, бедность, расовое неравенство. При этом есть тенденция приписывать ответственность за эти проблемы индивидам, а не институтам или широким общественным силам. Бедность, например, рассматривается как следствие человеческой лени или отсутствия инициативности; преступность является проявлением антисоциальных личностных характеристик. Однако когда люди сталкиваются с тематическими фреймами, их приписывание ответственности скорее всего сфокусируется на общественных и политических акторах — политиках, политике, экономике и под. В этом смысле тематическое фреймирование помогает людям удерживать общество подотчетным, и наоборот».

И еще одно важное пояснение: «Эпизодические фреймы фокусируют внимание на индивидах, легче увидеть причины и трактовку в представленном человеке, чем в контексте. Фрейминг в этом плане является рассуждением по аналогии — новости об этом человеке, значит, этот человек должен что-то делать с проблемой в новостях».

Можно представить себе фрейм как точку зрения на событие. Мы смотрим с определенной позиции и видим то, что открывается нам именно с этой позиции. Без той или иной точки зрения нам трудно понять событие, поскольку у нас как бы нет ключа для ее понимания. Когда мы работаем с несколькими точками зрения, у нас и получаются тематические новости, с одной — эпизодические.

С точки зрения Энтмана, фреймы могут предоставлять коммуникатор, текст, получатель и культура [Entman R. Framing: Toward Clarification of a Fractured Paradigm // Journal of Communication. — 1993. — Vol. 43. — I. 4]. У коммуникаторов есть фреймы (схемы), которые организуют его систему представлений. В тексте есть фреймы, реализующиеся в виде ключевых слов, стереотипов, источников информации; отдельные предложения, усиливающие интерпретации. Фреймы получателя могут не совпадать с фреймами коммуникатора и текста. Фреймы культуры отражают мышление большинства людей социальной группы.

Свою классификацию на два типа фрейма предложил де Фриз. Некоторые фреймы связаны с конкретными темами, поэтому он предложил называть их проблемными. Другие подходят для разных проблем, они получили название общих.

Фреймы, отражая конкретную модель мира, каждый раз продвигают не только новость, но и данную модель мира. Существует известный феномен, о котором часто писал Лакофф: введенный первым фрейм очень сложно заменить другим. Его предложение — строить рядом иной фрейм, а не бороться с уже имеющимся. Именно по этой причине политиков «подталкивают» выходить с комментарием события раньше, чем это сделает оппонент, поскольку первая интерпретация как бы автоматически принимается массовым сознанием. Альтернативная интерпретация потребует гораздо больше усилий для своего распространения.

Следующим инструментарием информационного управления является повестка дня. Наши мозги в состоянии уделять внимание малой толике происходящих событий. Поэтому власти любой страны ставят задачу попадания своей информации в условную топ-пятерку, на которую обратит внимание массовое сознание. Поэтому созданию такой информации, ее распространению и удержанию в поле внимания придают особое значение. Один из типов профессии, которая этим занимается, носит название «спин-доктор». Например, он должен готовить граждан к будущему событию, привлечь внимание в момент его протекания / проведения и удерживать внимание после его завершения. Нечто похожее на рассказ о проведении очередного Съезда КПСС.

Маккомбс в своем исследовании повестки дня пишет об известной цели: «Медиа должны быть успешны не только в рассказывании нам, о чем думать, они также должны быть успешны в своем рассказе, как нам об этом думать» [McCombs M. A Look at Agenda-setting: past, present and future // Journalism Studies. — 2005. — Vol. 6, N 4]. В принципе, это более глубинная цель, чем та, которая достигается просто информированием, поэтому об этой цели мы и говорим как об атаке на мышление.

Маккомбс выделяет два уровня, на которые раскладывается информационная повестка дня. Первый уровень — это «объекты», например, проблемы, события, люди и под. Здесь информационная повестка дня задает значимость объектов. С ее помощью пытаются сделать так, чтобы мы обратили внимание на одни события и не заметили другие.

Второй уровень — это «характеристики» отобранных «объектов». Здесь задается значимость характеристик. Некоторые характеристики выпячиваются, другие — замалчиваются. В нашей голове конструируется образ объекта из тех характеристик, которые были нам названы.

Маккомбс говорит, что близость и разница между фреймированием и повесткой дня является дискуссионным вопросом, поскольку не существует одного подхода, а есть множество определений фреймирования.

В своем интервью Маккомбс подчеркивает, что этот подход начался с исследований Уолтера Липпмана, хотя тот никогда не употреблял подобного термина. Маккомбс говорит, что в основе повестки дня лежит процесс передачи значимости, важности. Понятно, что в огромном море фактов человеку трудно разобраться, поэтому возникают механизмы, акцентирующие те или иные аспекты. Кстати, они могут быть не только текстовыми; это могут быть эксперты, которые скажут нужные слова; это могут быть политические ток-шоу с той же функцией.

В этом своем интервью Маккомбс хвалит книгу Андерсона «Длинный хвост» [Anderson C. The long tail. Why the Future of Business Is Selling Less of More. — New York, 2006] (см. критику подобного подхода у Ву, а также здесь). Идея Андерсона состояла в том, что можно продавать много и на нишевых рынках, а не только стремиться к глобальным рынкам.

Маккомбс, применяя эту идею, считает, то есть малые информационные рынки (он этого понятия не упоминает, но суть его именно такова). Люди в таких малых объединениях стоящих рядом домов интересуются, например, кто может покрасить дом, у кого можно починить машину. Это не является журналистикой, но людям это нужно. Также активно обсуждается ограбления. Все это можно обозначить как «новости соседей». Они в какой-то мере могут быть интегрированы в журналистику, хотя это еще не так называемая журналистика граждан.

Уивер подчеркивает, что есть близость между вторым уровнем повестки дня и фреймированием [Weaver D.A. Thoughts on Agenda Setting, Framing, and Priming // Journal of communication. 2007. — Vol. 57. — I. 1]. Оба они направлены на то, как отражены проблемы или объекты. Оба сфокусированы на том, как мы думаем об объектах, а не на самих объектах. Однако фреймирование подключает дополнительно и другие когнитивные вопросы: моральный, причинно-следственный, рекомендации по освещению.

Теперь мы можем вернуться к взгляду на медиа как на своеобразное оружие, то есть ситуации, когда его информирующая и опасная сторона становятся едиными. Именно этот аспект лежит в основе исследования Ниссена, в заглавии которого звучат слова «weaponization of social media», условно их можно передать как «вооружение социальных медиа» [Nissen T.E. The weaponization of social media and characteristics of contemporary conflicts. — Copenhagen, 2015].

Ниссен отталкивается от идеи, что современные войны нацелены не на контроль территории, как в прошлом, а на контроль населения и политические процессы принятия решений. Получается, что Донбасс, а не Крым как раз является примером современной войны.

И еще одна совпадающая характеристика — новые войны ведутся не за геополитические интересы и идеологию, а за экономические интересы и идентичность. Он повторяет слова Калдор, известного специалиста по новым войнам, которая сказала: «Старые войны велись за геополитические интересы или за идеологию (демократия или социализм). Новые войны ведутся во имя идентичности (этнической, религиозной или племенной). Политика идентичности имеет иную логику, чем геополитика или идеология. Целью является получение доступа к государству конкретных групп, которые могут быть местными или транснациональными, а не проведение конкретной политики или программы в широких общественных интересах. Рост политики идентичности связывают с новыми коммуникативными технологиями, с миграцией как из деревни в город, так и по всему миру, а также с эрозией многих инклюзивных (часто связанных с государством) таких политических идеологий, как социализм или постколониальный национализм. Возможно, наиболее важно то, что политика идентичности конструируется с помощью войны. Поэтому политическая мобилизация на базе идентичности является целью войны, а не ее инструментом, как это было раньше» [Kaldor M. In defence of new war // Stability. International Journal of Security and Development. — 2013. — Vol. 2. — N 1].

Действительно, на базе войны, на существовании внешнего врага легко произошли первые этапы построения новой украинской идентичности. Правда, потом этот процесс приостановился. Причем то ли специально, чтобы его сознательно остановить, то ли автоматически возникает борьба за язык.

Следующее наблюдение выглядит как предупреждение против неверных действий: «Метод ведения войны состоял из захвата территории с помощью военных средств. В новых войнах битвы являются редкостью, а территории захватываются политическими средствами с помощью контроля населения. Типичной техникой является перемещение населения: силовое выселение тех, кто имеет другую идентичность или другие мнения. Насилие во многом направлено против гражданских лиц в качестве способа контроля территории, а не против вражеских сил».

Не могу удержаться, чтобы не привести еще одно очень четко сформулированное наблюдение, касающееся различий двух типов политики — идеологической и идентичности: «Политика идентичности касается права на власть во имя конкретной группы; идеологическая политика касается получения власти для проведения конкретной идеологической программы. В контексте новой войны типичным примером доступа к государству является доступ к ресурсам, а не то, как изменить государственное поведение. В таких ситуациях соревнование за власть будет строиться на идентичности, а не на программных дебатах, даже если последние более идеальны, чем реальность» [Kaldor M. In defence of new war // Stability. International Journal of Security and Development. — 2013. — Vol. 2. — N 1].

Если добавить сюда одно высказывание Пасхавера о том, как устроена украинская экономика, то многое становится более прозрачным, чем раньше: ««Наш капитализм» представляет собой сеть монополий, в которых собственники, в союзе и под прикрытием бюрократии и политикума, получают свою монопольную ренту, делясь со своей «крышей». 10–15 человек наверху — это верхушка гигантской коррупционной пирамиды, состоящей из сотни тысяч таких монопольных образований. Это социальная матрица, ткань нашей жизни. В нее вплетены все, включая рядовых граждан, вынужденных путем коррупции реализовывать или защищать свои права. Эта социальная матрица возникла и оказалась необыкновенно устойчивой в значительной мере потому, что вполне сочеталась с доминирующей стратегией выживания».

Калдор наглядно продемонстрировала, для чего используется политика идентичности. Еще в 1999 году она констатировала, что политика идентичности базируется на любой конкретной идентичности: национальной, клановой, религиозной, языковой [Kaldor M. New and old wars. Organised violence in a global era. — Stanford, 1999]. Сегодня она во многом отменила старое понимание войны и международных отношений. Калдор констатирует: «Основная идея, которую добавили подходы социального конструктивизма, состоит в том, что то, как вы фреймируете объекты, определяет то, как вы находите решения в социальных науках. Многое в этих науках касается того, как вы определяете человеческие мотивации, а это невозможно установить объективно. Все, что вы можете сделать, — это найти интерпретацию, которая позволит вам действовать и выразиться на практике, чтобы увидеть, насколько полезной была ваша интерпретация» ([Kaldor M. Old Wars, Cold Wars, New Wars, and the War on Terror // International Politics — 2005. — Vol. 42 — I. 4], см. другие ее выступления здесь, здесь и здесь: Kaldor M. New vs. old wars. Second edition. — Cambridge, 2006). То есть мы вновь выходим на важность того, как мы интерпретируем ситуацию. Одна интерпретация порождает один набор действий, другая — другой. Правда, сама ситуация остается при этом неизменной.

Фреймы — этот тот или иной взгляда на мир. Тот, кто управляет ими, управляет миром. Плохой или хороший нынешний президент той или иной страны, плохой или хороший прошлый президент той или иной страны, — все это интерпретации. Медиа могут усилить слабую позицию, сделав ее сильной, а могут принципиально ослабить доминирующую позицию. У Калдор есть интересное высказывание: «В то время как старые войны ассоциировались со строительством государств, новые войны заняты противоположным, они, как правило, способствуют демонтажу государства». А какой инструментарий есть для этого? Слова и изображения…

Можно выделить еще два уровня, с помощью которых информация становится опасной. Это уровень выше информации, где она является лишь составной частью более сложной структуры, куда можно отнести когнитивный или смысловой уровень. И второй уровень — это собственно процессы коммуникации, когда циркуляция способствует невольно способствует распространению опасной информации. На слушаниях в комитете по разведке сената, например, были выделены такие типы «нечаянных» распространителей: «ВикиЛикс», «Твиттер» и просто журналисты, которые в погоне за сенсацией начинают распространять непроверенные сведения (о «Твиттере» см. также здесь). И хоть тут не упоминается «Фейсбук», он также может служить подобным инструментарием.

Информация может быть структурной частью идеологических, научных и других концептов, которые могут работать на разрушение структуры конкретного национального государства (Багдасарян В. Когнитивное оружие // В. И. Якунин, В. Э. Багдасарян, С. С. Сулакшин. Новые технологии борьбы с российской государственностью. — М., 2013, см. также нашу статью). Правда, следует признать, что здесь скорее идеологическая защита, а не когнитивная. Примером когнитивной может служить более широкая идея когнитивной безопасности (см. также здесь). Здесь под это понятие подводится влияние и защита от чужого влияния.

Каково будущее этого типа подходов, использующих информацию как оружие? В 2013 году американские военные провели симпозиум по использованию достижений нейронауки в сферах влияния и сдерживания. Интересно, что даже известный феномен сдерживания хорошо реинтерпретируется в рамках новых подходов.

Вот мысли ученых в ответ на военные задачи. Сдерживание должно базироваться на лицах, принимающих решения, а не на государствах. При этом надо ориентироваться на нейроособенности лидера. Оказывается, 60 % мужского населения имеют ген MAOA, который характеризует предрасположенность к насилию. Среда играет особую роль в активации этого гена.

И еще одно мнение, которое отличается от нашего привычного понимания чужой идеологии как зла: «Идеология не порождает радикализацию. Радикализация возникает из-за гнева на воспринимаемую обиду, позора из-за ничегонеделания по этому поводу, поиска статуса. Именно поэтому джихадистские видео так радикализуют, они провоцируют эмоциональную реакцию. Чаты и другие формы социальных медиа работают как эхо-камеры, в результате чего растет поляризация. Когда одинаково думающие люди оказываются вместе, они переходят на более радикальные позиции».

В качестве конкретных предложений можно отметить такое. Для создания эффективного сообщения следует представить, кому именно поверит аудитория. По этой причине начинать надо не с создания сообщения, а с подготовки человека или контекста, в рамках которого это сообщение будет достоверным.

Военные и бизнес движутся более быстрыми темпами в использовании новых методов. У них лучшее финансирование, позволяющее заниматься не только реальными, но и потенциальными угрозами. Например, Пентагон разработал инструкции даже на случай атаки со стороны зомби (см. здесь, здесь, здесь и здесь).

Информационные потоки по воздействию на чужое население создаются структурами и распространяются структурами. Отдельному индивиду как получателю трудно противостоять таким индустриальным потокам, поскольку это игра профессионалов против любителя. Поэтому в ответ также создаются структурные единицы, например, одной из последних стала соответствующий польский Центр по противодействию российской пропаганде. Однако следует признать определенное несоответствие между большими финансовыми затратами на такого рода структуры и не столь внушительными результатами их работы. Это связано с тем, что читатели читают саму информацию, а не контрпропагандистские материалы о ней. С другой стороны, затруднены даже не только информационные, но и все другие аспекты борьбы (см., например, рассказ о частой смене юридических лиц — собственников этого типа прессы, что позволяет уходить от уплаты долгов по налогам).

А завершить необходимо разумным наблюдением создателя теории новых войн Калдор: ««Переговоры» принадлежат к старому мышлению. Есть такое представление, что новые войны могут быть решены с помощью «переговоров» между сторонами, но в новых войнах стороны часто говорят в экстремистской логике. Они не воюют друг против друга. Они обе убивают гражданских. А «переговоры» могут легитимизировать обе стороны. Мы привыкли думать, что или вы идете войной, и другая сторона сдается, или вы ведете переговоры и достигаете соглашения. Реально эти шаги более не являются решением. Во-первых, вы не можете «выиграть» в новой войне. Все, что вы сделаете, если войдете в войну, это сделаете войну еще хуже. Это то, что происходит в Афганистане и Ираке. Во-вторых, переговоры легитимизируют повстанческих командиров. Поэтому надо думать о другомподходе». Подчеркнем, что это интервью 2007 года, то есть оно прозвучало задолго до Донбасса.

Источник: Media Sapiens
http://hvylya.net/analytics/society/inf ... snost.html
God Save the King

Аватара пользователя
Варяг
Старожил форума
Сообщения: 7072
Зарегистрирован: 31 окт 2014, 21:08
Откуда: Асгард

Re: Множественная правда Мнение Георгия Почепцова

Сообщение Варяг » 02 сен 2017, 11:22

Дом, который построил… Сталин
Георгий Почепцов, для "Хвилі"

233342
Иосиф Сталин


Что бы советское или постсоветское пространство ни строило, там все равно получается дом, который построил Сталин. Что такое заложил в эту конструкцию Сталин, то ли как архитектор, то ли как строитель, то ли как охранник, оно все равно пробивается и становится главным компонентом.

Одной из составляющих подобного вида строительства можно признать то, что можно обозначить как травматический характер власти. После довоенных репрессий травма такого рода всегда присутствует в голове советского и постсоветского человека при общении с человеком в погонах. Именно это объясняет достаточно покорное поведение людей и сегодня, когда экономика рушится, а голос власти парадоксальным образом полон победных ноток.

Сталин удерживается в голове людей и власти по формуле «репрессии были, но… «. После чего начинаются перечисляться реальные или мнимые достижения. Сегодня их пытаются сбить тем, что индустриализацию делали западные инженеры и техника, что войну выигрывали за счет западной помощи, что атомную бомбу делали, кроме разведки, еще и немецкие ученые, вывезенные в СССР, чуть ли не числом в 700 человек. А сама бомба ни на миллиметр не отступала от американского образца, чертежи которого получил Курчатов.

При этом никогда особо не акцентируется, что сталинское время практически свело на нет два важнейших научных направления, которые сегодня стоят на первом месте в мировой науке. Это генетика и кибернетика, объявленные глубоко буржуазными, а потому — вредными. Единственно, что сделал Сталин — это отодвинул в сторону учение Марра (см. анализ разрушения марровской теории языка у Сандомирской [1]).

Сегодня, когда разрушенными оказались многие достижения страны, построенной Сталиным, причем последней каплей стала новая цифра погибших в войну — 42 миллиона, он все равно по непонятным причинам остается в виде невидимого, но все равно громадного памятника.

Д. Дондурей подчеркивал, что это современное поднятие Сталина процесс вполне понятный и коммуникативно обеспеченный сегодняшней властью ([2], о том, как Сталин сам пропагандистски выстраивал страну см. наши работы [3 — 5]).

Валерий Соловей видит разницу советской и постсоветской пропаганды в следующем виде:«Советская пропаганда выстраивалась в обществе, основанном на рациональности и на культе знаний. А нынешняя пропаганда выстраивается в обществе, где рациональность, знания и логика не просто не избыточны: они враждебны самим основам этого общества. Здесь надо бить в эмоции. И чем проще эмоции – тем сильнее эффект. Чем занималось наше телевидение с середины нулевых годов, а особенно интенсивно – в последние три года? Оно последовательно отключало у людей способность к критическому мышлению, способность к рефлексии» [6].

Жизнь — это коммуникация, но одной иерархической коммуникации, идущей сверху, недостаточно для полноценной жизни. Люди хотят жить с высоко поднятой головой.

Коммуникация — это всегда с кем-то, коммуникация с самим собой — это обедненный процесс. Сталин лишил страну этого второго, этого собеседника, поэтому у нас не вырастает адекватное сознание, так как в прошлом даже родители боялись говорить с детьми, чтоб им не навредить. Сын поэта Н. Заболоцкого, например, вспоминает «Когда он отбыл свое заключение, он не любил говорить вообще о годах заключения, об особенно самых тяжелых периодах. Хотя с мамой он говорил об этом, рассказывал что-то, но с нами, с детьми, он об этом почти не говорил, просто оберегая нас, чтобы мы не болтали лишнего» [7].

Лагерь, общежитие, казарма, коммунальная квартира — все это места под наблюдением, где не может быть свободной коммуникации. Не только на работе, но и дома человека окружают контролируемые информационные потоки. Он слышит только то, что должен слышать, без права на отклонение.

Г. Гусейнов говорит о сегодняшнем дне, который по сути является результатом дня вчерашнего: «Десятки миллионов людей абсолютно нечувствительны ко лжи, фундаментальной политической, социальной, моральной лжи, которая льется по всем каналам средств массовой информации. Ложь как сознательный отказ от истины, сознательная демонстрация того, что истины не существует, что есть только то, что мы сейчас здесь решили наворотить, заведомо зная, что это ложь. И то, что огромное общество россиян, понимая, что это ложь, ее глотает, воспроизводит из каких-то соображений – желудочно-кишечно-газовых – и с этим мирится, – это и есть катастрофа. Катастрофа – это разговоры об Украине, что там какие-то фашисты, бандеровцы пришли к власти, что это был «государственный переворот». Какие-то там «народные республики», «Новороссия», «единое государство», «один народ» – вся эта омерзительная ложь принимается людьми, и это только один пример, на самом деле их гораздо больше» [8].

Но это главная характеристика, перекочевавшая из сталинского времени в наше, когда человеку запрещено ставить под сомнение мудрость слов и действий власти. Никакой негатив невозможен по отношению к власти, даже самого нижестоящего уровня. Все это большие и малые боги, временно снизошедшие с небес.

Приказ — это главная форма общения власти с гражданином. Это коммуникация с некоммуницирующим объектом. Сталинская модель предполагала работающий орган над НКВД и судами. Когда его нет, сегодняшние «органы» превратились в еще одну модель зарабатывания денег и параллельного защиты власти, поскольку для них это и защита себя самого.

Сильная страна — СССР не сделала сильными своих граждан. Она их оставила в немецкой оккупации, а Сталин даже вел переговоры с немцами, чтобы они, забрав Украину и Беларусь, подписали мирный договор, который был бы наподобие Брестского мира.

Д. Дондурей видел такую культурную модель, стоящую за всем этим: «Мы говорим о культуре после распада СССР, но масса процессов, масса кодов развивается в последние 300 или 600 лет. Они связаны, например, с безмерным обожанием государства. Только наивные макроэкономисты говорят: на кризис надо ответить институциональными реформами. Но для огромного количества людей, миллионов для 120, государство — это не системные институты. Государство — это культура, язык, родина, дети, родители, победа в войне, отчизна. Если ты борешься с коррупцией — ты что, хочешь предать детей и отчизну? Как может суд быть независимым? Государство имеет право влезть в любой элемент твоей жизни, от твоего офиса и компьютера до твоей кровати, это же отчизна. Ты хочешь сказать, что процесс мобилизации неправильный? Что ты не должен готовиться принести жертвы? Мир благодарен нам за наши жертвы и нашу победу, и победа нас еще многократно ждет» [9] .

Советская пропаганда задавала четкие модели реагирования. Мы знаем это со времен фразы Маяковского, фраза которого остается навсегда — «что такое хорошо и что такое плохо». В голове у каждого был аналог словаря, где с одной стороны было перечислено, «что такое хорошо», а с другой — что такое плохо.

Этот то же вариант, что и религиозный. Вроде бы модель мира изменилась, но «периодическая система» поведения осталась той же. Она может называться «христианскими заповедями, а может — «моральным кодексом строителя коммунизма». Но главное в ней — автоматическое подчинение.

И. Сандомирская раскрывает этот автоматизм, начиная с букваря: «С чего начинается Родина? // С картинки в твоем букваре […]. Слова этой популярной песни о Родине, как представляется, передают самое главное, что отличает Родину как идеологический конструкт. Это главное есть именно то, что она начинается с ‘картинки», т. е. с готовой, заданной, сконструированной без нашего личного участия и предстающей перед нами в качестве неоспоримой данности репрезентации. Вместе с ‘картинкой», таким образом, Родина ‘начинается» не с нашего личного опыта и не с непосредственного эмоционального переживания ‘родного», а с той общественной идеологии, которая за этой ‘картинкой» стоит и придает ей статус авторитетного образца» [10].

Религия или идеология лежат в основе того контента, которым мотивируется население. Ничего не меняется столетиями. Но лежит то, что нельзя проверить объективными методами, это все сакральность, которую надо принимать, если хочешь остаться членом этого сообщества.

Десятилетиями ведутся споры на тему «Ты за демократию или за социализм/коммунизм?», хотя реально они могут быть совмещены. Ведутся войны за идентичность, хотя это тоже не помеха мирной жизни. Видимо, большие массивы людей просто нуждаются в наличии как друзей, так и врагов. Ведь любое взаимодействие всегда носит конкурентный характер, а значит, потенциально конфликтно.

Главная сила в создании нового человека лежала в системности. Школа, газеты, фильмы удерживали единую модель мира. В начале тридцатых были закрыты все исторические факультеты, которые, как и академические институты истории, открылись после того, как был создан «канон» советской истории, ее единая модель.

Идеологическое было важнее художественного в литературе и искусстве. Идеологическое — это модель мира, это для разума, а художественное — это закрепляющие идеологическое эмоции. Они важны, но они вторичны, поскольку работают на идеологическую цель. Поэтому более важными характеристиками героев кино были, например, «передовик производства» или «враг народа», то есть отсылки к модели мира, а не чисто человеческие представления.

А. Ольшанский отмечает: «Большевики подходили к искусству сугубо прагматически, усматривая в нем особый вид пропаганды. Это все равно, что считать в повозке главным не коня и не карету, а оглоблю, которая всегда правильно показывает направление движения. Отсюда и бесчисленные акции по поводу верного отражения действительности, создания образа положительного героя современности, ваяния опусов о рабочем классе и т.д. Как впрочем, и преувеличение воспитательной роли искусства» [11].

Это некое упрощение ситуации, поскольку «советское» одновременно могло сочетаться с «художественным» в наиболее сильных вариантах реализаций. Примером могут быть многие советские фильмы или советские песни, которые и сегодня сохраняют свой эстетический уровень.

Сталин был гораздо умнее, чем просто черно-белое решение. Можно привести следующий пример, когда Сталин не захотел как бы переносить требования пропаганды, которая несомненно занята удерживанием информационной «крыши» над всеми гражданами, на искусство.

Сталин в беседе с украинскими писателями, которые ругали пьесы Булгакова на сцене, взамен предлагая пьесы о коммунистах, ответил, что в театр ходят не только члены партии. Дословно он сказал следующее: «Если вы будете писать только о коммунистах, это не выйдет. У нас стосорока-миллионное население, а коммунистов только полтора миллиона. Не для одних же коммунистов эти пьесы ставятся. Такие требования предъявлять при недостатке хороших пьес — с нашей стороны, со стороны марксистов,— значит отвлекаться от действительности» [12].

Сталин строил мир в соответствии со своим опытом, который получил еще до революции. Это семинария и тюрьма. Он был пастырем, разделившим мир людей на рай и ад уже на земле, в СССР, который он построил.

Пропаганда, продвигавшая готовые реакции, не нуждается в мышлении человека. Он действует как автомат в рамках заранее запрограммированных реакций. А эмоции автоматического режима всегда будут позитивными, поскольку их сознательно делают такими.

Модель рая — это советские праздники. Все в белом с цветами движутся по Красной площади. Сталин в окружении детей. Улыбки всех вокруг являются символом счастья.

Был достаточно большой объем праздников, которые чисто психотерапевтически оставались в головах картинками действительности. Не сама действительность была в памяти, а именно эти картинки. Ежедневные сложности также блокировались такими картинками, а человек всегда живет больше надеждами, чем реальностью. Мечта — первая реальность человека, а подлинная реальность — лишь вторая.

Кино также визуализировало позитив, оставляя именно его в памяти заменителем реальности. Мир декораций был сильнее всего на свете. Именно он стал правдой. Это чувство усиливали прекрасные песни, эмоционально объединяющие людей в одно целое. Кстати, в раю не может быть одиночек, там все вместе заняты одним делом.

Сталин боролся с теми, у кого в головах была память о реальных событиях, а не замена его пропагандистским рассказом. В реальности Лев Троцкий руководил революцией, но потом его место в пропагандистской реальности занял Иосиф Сталин. Николай Бухарин писал конституцию, но он исчез, и конституция стала сталинской. То есть Сталин был создателем советской коллективной памяти, который вводил туда нужных людей и выводил ненужных.

Рай в принципе, вероятно, является возможным только тогда, когда люди не имеют памяти, в противном случае люди всегда будут о ком-то или о чем-то жалеть. Советский Союз в этом плане был мощным государством с индустриальным производством памяти. Тот, кто осмеливался оспаривать коллективную память, сразу исчезал.

Герой того времени — это человек из советского рая. Но в этом раю надо трудиться, только так можно заслужить радость. Д. Быков пишет: “Труд – и чем тяжелее, тем лучше – призван был доставлять советскому человеку радость, и это не так глупо, как кажется на первый взгляд. Дело в том, что труд действительно такую радость доставляет, когда осуществляется в охотку, в силу призвания или на благо ближнему. Ни один процесс, включая занятие любовью, без этих условий радости доставлять не может. Однако главная задача всего советского искусства – и киноискусства прежде всего – была в том, чтобы доказать, будто радость может доставляться занятием, вменяемым в непременную обязанность. Более того: именно эта обязательность процесса, его непременность для всех должна была составлять важнейшую компоненту этой радости – восторг от слияния с неким коллективным телом и коллективным делом”

И далее вполне понятная аксиома — либо трудиться, либо думать, а думание влечет за собой разного рода опасности: “Труд был патентованным средством от рефлексии, панацеей от избыточных размышлений, и в этом смысле он исправно выполнял свою роль во всех советских картинах от “Большой семьи” до “Семьи Турбиных”. Как только молодой герой в “Чистом небе” перестает трудиться и начинает размышлять, для ломающегося главного героя это становится невыносимо. Рефлексирующий, ищущий себя юноша, стоящий перед традиционной для всякого молодого человека экзистенциальной проблематикой, получал в советском кино один универсальный ответ, а именно путевку на производство” [13].

Труд, производство, герой труда, передовик производства, — все это слова и роли правильных людей. «Счастье в труде» было фразой, набившей оскомину. Но именно таким и было счастье.

Д. Быков в работе о труде отмечает: «Советский положительный герой — он вообще чаще всего эксплуатирует такую давнюю, и не только советскую, и не только российскую матрицу, что «чем человек некоммуникабельней, мрачней, противней, тем он лучше». Вот гений настоящий должен быть мрачным, замкнутым, от всех отдельно и всё время гонять людей из своей мастерской. Соответственно, и настоящий вождь должен быть мрачным, как у Набокова в «Истреблении тиранов» [14].

Именно такой мрачный Сталин должен был встречать людей у ворот советского ада. Но пропагандистская сила радостного Сталина у ворот советского рая побеждала, многие верили в то, что Сталин всего этого не знает.

Вообще советская модель мира строилась на существовании врагов, внутренних и внешних, которые постоянно мешали. Поэтому с неизбежностью, если не до таких масштабов, какие она приняла, но система врагов народа должна была возникнуть. Но все равно не уходит ощущение того, что она носит какой-то личностный характер. Сталин как бы обижен на тех, кто его не полюбил. При этом по множеству примеров того, когда нужных для решения производственных задач людей, спокойно «выдергивали» обратно, кого — на волю, кого — в «шарашку», все они должны были понимать неадекватность наложенных на людей наказаний.

Для неправильных людей, слабо поддающихся воспитанию, создавались правильные условия перевоспитания или уничтожения.

И тут есть очень четкое совпадение с условиями перевоспитания, вплоть до активной опоры на смерть, с нацистской Германией. То ли они заимствовали друг от друга, то ли пришли к общему знаменателю по удешевлению производства правильного поведения. Ведь главным объектом все равно были не те, кто оказались за колючей проволокой, а те, кто были по другую от нее сторону. Они должны были менять свое поведение, понимая, что может их ожидать. Страх был самым оптимальным способом воспитания и наполнения радостью от ощущения того, что ты пока в раю, а не в аду.

Сегодняшний массив литературы о лагерях и тюрьмах должен был бы закрыть все разговоры о Сталине. Лагеря и тюрьмы имели мягкий вариант — это модель перевоспитания А. Макаренко, где люди не должны были погибать. И вариант жесткий, где смерть являлась для человека избавлением от ужаса жизни.

И немецкие, и советские лагеря имели богатый опыт перевоспитания, методов превращения свободного человека в зека.

Здесь есть отдельные замечания академика Д. Лихачева, который застал на Соловках более мягкие времена перевоспитания. Психологи, побывавшие немецких лагерях, оставили очень четкие тексты о том, какими методами создавалось послушание. Это Б. Беттельхейм (Беттельгейм) [15 — 17] и Виктор Франкл [18 — 19]. Кстати, одно из правил Беттельхейма соответствует представлению о двойной связи в теории шизофрении Г. Бейтсона, когда задаются два взаимопротиворечащих друг другу правила, невыполнение которых невозможно ([20], см. также об охранниках в концлагерях [21]).

Ханна Арендт также написала статью по поводу техник социальных наук в концлагерях [22]. Здесь есть совпадающее с советской практикой правило, когда приговор «десять лет без права переписки» на самом деле означал «расстрел». В немецкой ситуации, когда человек попадал в концлагерь, информация о нем полностью пропадала. Арендт пишет, что он, как будто, «исчезал с поверхности земли, его имя не звучало даже в случае его смерти».

Арендт была студенткой М. Хайдеггера, и у них была даже кратковременная love-story (см. [23 — 26]). Еврейские студенты Хайдеггера с приходом нацистов эмигрировали (о них есть отдельная книга «Дети Хайдеггера», среди них была не только Ханна Арендт, но и Герберт Маркузе, например), а сам он стал ректором университета, хотя и ненадолго [27 — 28]. Как вспоминал его коллега, он хотел стать Платоном для Гитлера, чтобы вести лидера в правильном направлении (“den Führer führen”).

Коммуникации могут рассказывать о том, что есть, но и о том, чего нет. И благодаря этому рассказу отсутствующее становится реальным. Зритель фильмов сталинской эпохи видел реальность на экране, считая свою жизнь исключением, а не реальностью. И это даже не пропаганда в ее привычном понимании, это целая «матрица», искусственный мир, в котором мы живем, не замечая того, что он носит искусственный характер.

Искусственная жизнь имеет свои плюсы и минусы. Извне ей задают скорость изменений, устанавливают возможные пути поведения. «Нарушителей» выхватывают из этого потока, оправляя жить по другим правилам.

Но скорость и жизнь не должны быть пропагандистскими, они должны быть реальными. Нам могут сознательно говорить, что мы мчимся, не поспевая за изменениями, который на самом деле нет, или, наоборот, сознательно тормозить изменения.

С. Лезов отмечает: «А что потом был «застой» — так это неправда, не было застоя, это ложный идеологический ярлык, это просто конъюнктура времен Горбачёва. Интеллектуальная ситуация всегда менялась очень быстро. Задним числом это легко заметить, в частности, даже по подцензурным литературе и кино. Про последние тридцать лет, где мы с Вами оказались современниками, Вы всё, я думаю, понимаете: Вы живете в мире, мало похожем на мир 1986 года, в который Вас закинули. Поэтому Вы, главное, только не волнуйтесь: у нас и дальше всё будет меняться очень быстро. Самая большая трудность как раз обусловлена скоростью перемен: значительная часть публики хотела бы жить в мифическом «позавчера» (которого, разумеется, не было никогда) и не пытается осмысленно вписаться в новую ситуацию, точней: участвовать в создании ее облика. Но, как выясняется, эта трудность — она у нас общая с другими частями Западного мира, даже с Америкой» [29].

Современное постсталинское государство вынуждено жить сегодня в условиях Интернета и оппозиции, хотя и вялой. Последнее связано с тем, что и провластные, и антивластные партии управляются из одного центра. При этом для случая России эту модель приписывают Владиславу Суркову [30 — 31]. Точно так во время путча 1991 года, как считается, что две непримиримые силы тоже управлялись из одного центра. И именно по этой причине В. Крючков после провала путча в результате сидел не за решеткой, а под домашним арестом на даче. И по поводу Михаила Горбачева сохраняются неясности. Например, генерал-майор Л. Толстой, охранявший президента в Крыму рассказал несколько интересных подробностей [32]

— о том, как Горбачев нашел на чердаке приемник, по которому узнавал информацию: «Если на любой госдаче проводится не менее 5-ти оперативно-технических осмотров – то о каких неожиданных приемниках может идти речь? Тем более, что чердак на «Заре» — это просто световое окно. И уж точно никто из нас там никаких приемников не оставлял. На самом деле у Горбачева возможность получения информации была. Дело в том, что хоть наши ретрансляторы и были отключены – но окружающие ретрансляторы то ведь работали нормально! В дежурке спокойно телевизор работал на проволочной антенне. Так что и «Лебединое озеро», и танки в Москве, и баррикады Горбачев видел. Тем более, что у самого Михаила Сергеевича стояла японская и западногерманская радио- и телеаппаратура. Его зять Анатолий прекрасно владел английским языком, а у нас Турция и Болгария рядом. Оттуда информация о происходящем шла постоянно»,

— о том, как пытались спрятать стоимость охраны Горбачева: «к тому моменту формально Девятое управление КГБ разделилось – чтобы скрыть тот факт, во сколько именно стране обходится содержание Президента СССР. Общую структуру разделили на, собственно Девятое управление – управление охраны, и отдельно выделили эксплуатационно-техническое управление. Но фактически все это продолжало быть общим организмом»,

— и по поводу реальной реакции Горбачева на произошедшее: «Судя по поведению Михаила Сергеевича, его ничто не возмутило, он не принял никаких решений, не дал четких команд, не рвался из своего заточения. Иначе говоря – все было пущено на самотек. Быть может, он надеялся, что вернется в Москву героем».

И это также является одной из сталинских характеристик власти — ее погруженность в тайну. А поскольку власть контролировала все коммуникации, ей это сделать было легко. Мир власти — это мир великой тайны, что сохраняется и по сегодняшний день.

Даже через десятки лет и несколько поколений мы мало что знаем. Потеряв конкретику прошлого, мы заполняем ее тем, что нам предоставляет массовая культура, в первую очередь в виде телесериалов. Прошедшее время даже позволяет теперь изображать и работников НКВД, и начальников лагерей в роли милых и добрых людей. Поэтому надо сознательно вспоминать ту реальность, которую прячут. Например, В. Мейерхольд на допросах признался, что сотрудничал с британской и японской разведками. В письмах к Вячеславу Молотову, который в разговорах с Ф. Чуевым оставил много благостных воспоминаний, он рассказывал, как проходили допросы:

«Меня здесь били — больного 65-летнего старика: клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и спине; когда сидел на стуле, той же резиной били по ногам сверху, с большой силой… В следующие дни, когда эти места ног были залиты обильным внутренним кровоизлиянием, то по этим красно-синим-желтым кровоподтекам снова били этим жгутом, и боль была такая, что, казалось, на больные чувствительные места ног лили крутой кипяток, и я кричал и плакал от боли… Нервные ткани мои оказались расположенными совсем близко к телесному покрову, а кожа оказалась нежной и чувствительной, как у ребенка, глаза оказались способными лить слезы потоками. Лежа на полу лицом вниз, я обнаруживал способность извиваться и корчиться, и визжать, как собака, которую бьет хозяин. Меня били по старым синякам и кровоподтекам, так что ноги превращались в кровавое месиво. Следователь все время твердил, угрожая: не будешь писать, будем опять бить, оставив нетронутыми голову и правую руку, остальное превратим в кусок бесформенного, окровавленного мяса. И я все подписывал» [33].

Это был жестко иерархический мир. При этом наверх уходили не самые лучшие. Зато они пользовались максимумом защищенности от низов, становясь для них иконами. Как пишут сегодня, а о том, что большевизм является религией, о чем писал еще Николай Бердяев.

Л. Мацих видит эту проблему шире как уход церкви и приход новых культов в ответ: «Когда влияние церкви ослабло, эту нишу заняли большевистская языческая религиозность или нацистская языческая религиозность, итальянский фашизм. Это настоящие религиозные культы со всеми присущими им атрибутами, в том числе с обожествлением вождей» [34].

Сталин был системен. Все ячейки создаваемой им «периодической системы» пропаганды должны быть заполнены. Так он предложил Довженко снять фильм о Щорсе, поскольку нужен был и украинский Чапаев. Герои должны были быть национально-ориентированными.

Сталинский СССР, как, кстати, и гитлеровская Германия стали первыми странами, где визуальность в виде фильмов, плакатов, парадов и демонстраций смогла победить реальность. Все видели красивую картинку и верили ей. Этот феномен потом использовало телевидение, которое трактуется как правда, поскольку все мы видим своими глазами.

Дом, который построил Сталин, в той его половине, где был рай, мог существовать веселым, потому что отовсюду неслась музыка и песни. Виртуальность создавала более сильную реальность, чем та, которая была за окном. Именно она диктовала и интерпретировала то, что должны были видеть глаза и слышать уши. С другой стороны, это было время юности для каждого, когда все вокруг приносит радость. Просто ради этой радости были загублены миллионы других жизней — жителей советского ада, о чем также есть сотни свидетельств очевидцев.

Б. Беттельгейм даже написал текст «О психологической привлекательности тоталитаризма«, где утверждает: «В тоталитарных государствах противники режима живут в постоянном страхе совершить ошибку — раскрыть свои подлинные чувства, поставив на карту жизнь — свою, а то и своей семьи. Поэтому им приходится быть безукоризненными актерами. Но для этого надо прочувствовать роль, сжиться с ней. Лишь превратившись в послушного члена тоталитарного государства, человек может быть спокоен, что его не заподозрят в невыполнении какого бы то ни было приказа» [35].

Вероятно, это можно признать можно признать определенным вариантом «стокгольмского синдрома», когда жертва переходит на позиции террориста, пытаясь таким способом обезопасить себя.

СССР совершает настоящий рывок в довоенное время. После войны происходит затухание этого рывка, что говорит также о том, что рывок может быть обеспечен загубленными жизнями, а послевоенные руководители уже не хотели или не могли сделать это. Лидер эпохи Брежнева — это сам Брежнев, читающий по бумажке самые простые слова. Он не был страшен, а без страха эта модель государства не смогла продержаться долго.

Литература
1.Сандомирская И. Блокада в слове. — М., 2013

2. Дондурей Д. Миф о Сталине: технология воспроизводства // kinoart.ru/archive/2010/04/n4-article3

3. Почепцов Г. Сталин: Строительство страны с помощью пропагандистского инструментария истории, кино и литературы http://psyfactor.org/lib/stalin-propaganda.htm

4. Почепцов Г. «Вожди» и пропаганда:Сталин и Андропов // psyfactor.org/lib/stalin-propaganda-2.htm

5. Почепцов Г. Виртуальные подсказки для мира реалий // old.russ.ru/politics/20020214-poch.html

6. Соловей В. «Ни один заговорщик не сделает того, на что способны полтора идиота». Интервью // http://www.fontanka.ru/2017/05/12/126/

7. Толстой И. «Столбцы»: памятник гениальной книге // http://www.svoboda.org/a/28477761.html

8. Гусейнов Г. Молчание — смерть // http://www.svoboda.org/a/28476166.html

9. Сапрыкин Ю. «Культура — сфера номер двадцать семь, где люди отдыхают от жизни». Даниил Дондурей о функциях и значении постсоветской культуры // http://www.colta.ru/articles/specials/14748

10. Сандомирская И. Книга о Родине. Опыт анализа дискурсивных практик // yanko.lib.ru/books/cultur/sadomirskaya-rodina.htm

11. Ольшанский А. Информационная природа и теория литературы // http://www.topos.ru/article/laboratoriy ... literatury

12. Сталин, украинские писатели и судьба пьесы «Дни Турбиных» // http://www.situation.ru/app/j_art_881.htm

13. Быков Д. Блуд труда. — М., 2014

14. Быков Д. Один // echo.msk.ru/programs/odin/1978504-echo/

15. Беттельгейм Б. Просвещенное средство // http://www.opentextnn.ru/man/?id=4019

16. Беттельхейм Б. Люди в концлагере // maxima-library.org/knigi/knigi/bl?option=com_maxlib&view=maxlibbookslist&layout=&id=&inlinebooktitle=%D0%BB%D1%8E%D0%B4%D0%B8+%D0%B2+%D0%BA%D0%BE%D0%BD%D1%86%D0%BB%D0%B0%D0%B3%D0%B5%D1%80%D0%B5&blng=All

17. Латыпов И. Как из личностей сделать биомассу // http://www.gazeta.ru/comments/2014/03/1 ... 4609.shtml

18. Франкл В. Сказать жизни — «да». Упрямство духа. — М., 2011

19. Франкл В. Воспоминания. — М., 2015

20. Бейтсон Г. и др. К теории шизофрении // psyjournals.ru/files/25725/mpj_1993_n1_Bateson_Jackson.pdf

21. Кристи Н. Охранники в концлагерях // saint-juste.narod.ru/christie.html

22. Arendt H. Social science techniques and the study of concentration camps // reflexionesdeunaerreita.files.wordpress.com/2013/05/arendt-social-science-techniques-and-the-study-of-concentration-camps.pdf

23. Wolin R. Heidegger’s children: Hannah Arendt, Karl Löwith, Hans Jonas, and Herbert Marcuse. — Princeton, 2015

24. Ettinger E. Hannah Arendt/Martin Heidegger. — New Haven, 1997

25. Brent F. Arendt’s affair // http://www.tabletmag.com/jewish-arts-an ... dts-affair

26. Наранович С. Колоссальный опыт и счастье, что фюрер пробудил новую действительность. Мартин Хайдеггер: симпатии к нацизму и забота о бытии // gorky.media/context/kolossalnyj-opyt-i-schaste-chto-fyurer-probudil-novuyu-dejstvitelnost/

27. Heidegger M. Rector’s address // aryanism.net/downloads/books/martin-heidegger/rectors-address.pdf

28. Kimball R. Heidegger at Freiburg, 1933 // http://www.newcriterion.com/articles.cf ... —1933-6909

29. Лезов С. Мы отвечаем за арамейский язык перед небытием. Интервью // trv-science.ru/2017/05/08/lyozov-2/

30. Корейба Я. Как Сурков кормил оппозицию деньгами Путина h// inosmi.ru/russia/20130523/209244206.html

31. Верне Д. Владислав Сурков — ценный и загадочный советник Путина //inosmi.ru/politic/20161027/238091438.html

32. Горбачев в Форосе — воспоминания охраны // http://www.rosbalt.ru/ukraina/2011/08/19/881102.html

33. Лушникова Е. Тайная тюрьма товарища Сталина // inosmi.ru/russia/20150120/225705911.html

34. Мацих Л. Философ: образ Сталина — икона советской культуры http://www.bbc.com/russian/russia/2009/ ... view.shtml

35. Беттельгейм Б. О психологической привлекательности тоталитаризма // http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Po ... _Total.php
http://hvylya.net/analytics/society/dom ... talin.html
God Save the King

Аватара пользователя
Варяг
Старожил форума
Сообщения: 7072
Зарегистрирован: 31 окт 2014, 21:08
Откуда: Асгард

Re: Множественная правда Мнение Георгия Почепцова

Сообщение Варяг » 02 сен 2017, 11:22

Роевой интеллект и сословное государство
Алексей Васильев, для "Хвилі"




Естественнонаучное образование прекрасно тем, что очень сильно меняет представление о реальном и нереальном. Обычно самое сильное впечатление производят теория относительности и квантовая механика. Последняя настолько богата парадоксами и понятиями, аналога которым нет в привычной для нас жизни, что в нее не до конца верил даже Эйнштейн. Но квантовая механика — это атомная бомба. И это реальность. Реальность, которая простирается далеко за пределы физики. Например, у страны, чьи флаги сейчас развеваются над Крымом, атомная бомба есть. А у Украины атомной бомбы нет. Вот и вся гибридная война. Можно писать красивые плакаты, проводить флешмобы и конференции, подписывать договора и получать гарантии от наших западных партнеров. Это все хорошо. Но истина проста и прозаична: независимость и целостность страны зиждется на квантовой механике. Как в Израиле. И не в Европе он находится, и западных партнеров не очень много. И соседи их не любят. Очень сильно, кстати, не любят. Но вот квантовую механику израильские парни знают, уважают и умеют использовать по назначению. Поэтому гибридных войн они особо не боятся. Но не об этом речь.

Кроме теории относительности и квантовой механики, в арсенале физики есть и другие теории и концепции, так сказать, «общечеловеческого» назначения. Одна из них — теория роевого интеллекта (иногда еще называют «бактериальным интеллектом»). В общих чертах идея такая: система, состоящая из большого количества агентов с простыми правилами индивидуального поведения, может вести себя так, как будто имеет центр управления или проявляет высокоуровневую самоорганизацию. Как пример естественных систем с роевым интеллектом обычно приводят социальных насекомых — муравьев, пчел. Бактерии тоже проявляют себя нетривиальным образом. Но самое главное — такие системы моделируются на компьютере. Почему это важно? Потому что в компьютерной модели есть только то, что вы в нее заложили. Если вы заложили простые алгоритмы поведения и не предусмотрели центр управления, значит алгоритмы простые, а центра нет. При этом система ведет себя так, как будто бы он был. Это не абстракция, не красивая гипотеза. Это конкретный научный факт. В прикладном плане сказанное означает, что далеко не все политические, экономические и социальные катастрофы объясняются заговором масонов. Иногда достаточно чтобы набралась критическое количество агентов с определенного типа поведением. Поэтому каждый раз, когда мы ищем злой умысел или происки врагов, стоит задуматься: может, ничего этого нет? Может, это «роевой интеллект» передает нам свой пламенный привет?

Украинский чиновник жаден, глуп и беспринципен — именно те качества, которые способствуют наилучшему выживанию вида. Это не шутка и не оскорбление. Окружающая среда для этого вида — лишь ресурс для получения ренты. Движущей силой в эволюции вида является жадность. Жадность дает силы. Жадность заставляет двигаться по карьерной лестнице. Жить — чтобы воровать, а воровать — чтобы иметь возможность воровать еще больше. Максимизация ренты, всегда и везде — базовый принцип, который имеет силу закона. Одно время у широких масс была идея фикс, что если выбирать миллионеров в парламент и назначать их на должности в правительство, то они воровать не будут, поскольку «у них и так все есть». Они будут. Они не остановятся. Так же как и волки не перейдут на растительный корм. Волк издохнет, но морковку есть не будет.

Беспринципность помогает безболезненно адаптироваться под любую политическую среду. Беспринципность позволяет находить общий экономический интерес даже с законченными мерзавцами. Беспринципность позволяет зарабатывать там, где человеку с минимальными зачатками совести зарабатывать даже в голову не придет. Если нужно унижать — унижают. Если нужно унижаться — унижаются. Нужно поменять сексуальную ориентацию — меняют. Нужно предать — предают. А затем снова клянутся в верности — если нужно. При любой власти, при любой идеологии, под любыми лозунгами — только во власть, только наверх.

А как же глупость? Она играет не просто не последнюю, а просто-таки фундаментальную роль. Глупость — это тот общий знаменатель, который обеспечивает принятие поведенческих решений на уровне спинного мозга. Глупость — важнейший фактор в обеспечении универсальности и идентичности поведенческих алгоритмов агентов. Многие помнят времена, когда игорный бизнес, торговлю в переходах и другие веселые занятия контролировал криминал. А кто все это контролирует сейчас? Правильно. А почему? А потому что у силовых структур, в отличие от разных криминальных группировок, есть общие правила поведения, «общие понятия», так сказать. Представителям силовых структур из разных регионов страны намного проще договориться между собой, чем представителям разных криминальных организаций. В институциональной экономике это называется социальным капиталом бондингового типа. Он существует в однородных закрытых группах, в которых есть своя специфическая «мораль» и свои «правила поведения». Один представитель такой группы легко договорится с другим представителем группы, даже если они лично не знакомы. Зато у них общая «мораль», и оба они знают, как правильно «договариваться».

Чиновничье сословие (а это именно сословие), которое сложилось и паразитирует на теле нашей многострадальной страны, выработало очень четкие правила внутреннего поведения. За десятилетия развития внутри сословия возникла определенная социальная дифференциация: каста начальников, каста судей, каста прокуроров. У каждой касты есть свои функции, свои обязанности, свои источники дохода, свои правила «входа» и «выхода». Опять же — это не заговор. Это очень простые механизмы. Кто-то лучше зарабатывает на рейдерских захватах, а у кого-то получается удачно чистить бюджет. Сосредоточился на любимом деле — и через какое-то время это уже твоя специализация. Дальше, подрастают дети. Их нужно куда-то пристроить. А куда легче всего пристроить? Правильно, туда, где все знакомо и со всеми на одной волне. Опять же, впоследствии можно будет передать по наследству дело всей жизни. Получаются династии.

На сегодняшний день мы по факту имеем сословное общество. Оно не оформлено юридически, но оно существует. Мягкая форма феодализма. В классическом феодальном обществе закрепление населения выполняется юридически. В нашем случае роль «закрепителя» играет тотальная бедность, необразованность и невежество. Далеко не все могут позволить себе поездку в областной центр. Даже работу найти не по месту жительства проблематично — уровень зарплат такой, что снимать жилье нереально. Есть, конечно, средний класс — свободные люди в свободной стране. Но реальный потенциал этой прослойки между новыми феодалами и старыми крепостными становится очевиден на выборах, когда подневольная масса в очередной раз выбирает своих феодалов. Вся эта веселая компания уже третье десятилетие изображает бурную деятельность по уверенному продвижению демократических стандартов. Правда, демократию они создают исключительно для своего сословия. И парадокса здесь нет. Особенно если вспомнить, что первые демократические государства в Древней Греции были рабовладельческими. Просто древние греки не подозревали, что рабы — это люди. Нашим «демократизаторам» глупые мысли тоже в голову не лезут.

Что же нас ждет? Честно говоря, ничего хорошего. Ситуация плохая. Армия «роевых интеллектуалов» — это будет пострашнее диктатуры. Проблема в том, что такая армия не отступает, потому что не умеет отступать в принципе. У нее нет центра, который дал бы команду отступать. Да и выполнить такую команду невозможно. Не предусмотрено конструкцией. Прет роевая армия только вперед, строго в соответствии со своими алгоритмами поведения, и никакие реформы ей не страшны (кто боролся с муравьями, тот знает, что это такое). Система нереформируема. Сколько бы «элементов» вы не заменили, ситуация не изменится, потому что «рой» исключит чужеродную структуру и быстро выстроит новые каналы коммуникации. Это как распространение сигнала через интернет: выбили несколько узлов в сети, а сигнал распространяется по другим маршрутам. Финал всего этого, думается, понятен.

Все, что описано выше, не является каким-то открытием. К тем же выводам можно прийти, используя вполне стандартные методы экономического и социально-политического анализа. Более того, институциональные экономисты описали подобные «эффекты», причем именно для постсоветских стран. Выдающийся экономист Мансур Олсон (был номинирован на Нобелевскую премию, но умер, так и не получив ее) ввел такое понятие, как «красный склероз»: после развала СССР остались связи на уровне «менеджеров» высшего и среднего звена, что позволило сформировать «группы по интересам». Благосостояние этих групп растет, несмотря на падение уровня развития страны. Пока такие группы способны получать ренту, для страны изменений в лучшую сторону не будет. Но какую бы терминологию мы ни использовали, вывод неизменен: миллионы людей находятся в заложниках у армии жадных, беспринципных и глупых функционеров. Для этой армии нет моральных барьеров, пленных она не берет, и договориться с ней не получится.

http://hvylya.net/analytics/society/roe ... rstvo.html
God Save the King

Аватара пользователя
Варяг
Старожил форума
Сообщения: 7072
Зарегистрирован: 31 окт 2014, 21:08
Откуда: Асгард

Re: Множественная правда Мнение Георгия Почепцова

Сообщение Варяг » 02 сен 2017, 11:23

Георгий Почепцов: Сегодняшний мир столкнулся с новой технологией — «множественностью правд»
Георгий Почепцов, для "Хвилі"


Индустрия по производству правды стала индустрией по производству правды по желанию. Если олигарх заказывает правду на своем телеканале, то просто человек может написать ее в социальной сети. Читатель, получая разные правды, не в состоянии их понять, поэтому он создает из них свою собственную.

В диктаторских и авторитарных режимах, в которых мы долго жили, не было проблемы с тем, что есть правда. Правдой было то, что таковой считала власть. С сомневающимися и отрицающими боролись отнюдь не спорами, а физическими методами. С одной стороны, стоял узкий мост, по которому можно было перейти в информационное пространство, что разрешалось единицам. И этот мост назывался цензурой. Или это была река, переплыть которую вплавь было невозможно, а на пароход билеты не продавались. С другой, власть боролась не только с чужими текстами, но и с теми, кто их писал или тиражировал, отправляя их все дальше и дальше за пределы допуска к информационным потокам.

Диссиденты с помощью западных радиоголосов несли в то же время свой вариант правды. Шестидесятники косвенно также отталкивались от неофициального варианта. Но все они не могли конкурировать с государственным вариантом правды, который присутствовал всегда и везде. Это было как столкновение возможностей прожектора и спички.

Сегодня произошло нечто невозможное — полюса правды и полюс неправды свернулись в один. Это началось с множественности источников, которые в первую очередь принес Интернет и социальные сети. Теперь «иная» правда может засветиться в информационном пространстве, но не обязательно продолжится в тиражировании. Но очень часто мы теперь имеем множество альтернативных по отношению к официальной правд.

Наличие множества равновеликих правд ведет к серьезной поляризации общества, поскольку все стараются не отступать от своей точки зрения, ни за что не желая вслушиваться в чужую аргументацию.

Этим сегодня серьезно пользуются государства. Они, с одной стороны, своим информационными вбросами легко могут переключать общественное внимание на иную проблему. С другой, могут создавать для невыгодной для себя проблемы нужный фон, занижающий ее роль в восприятии населения.

Ситуация с квартирой С. Лещенко, к примеру, выбивает из-под ног антикоррупционной борьбы ее и без того слабые основания, создавая тяжеловесную фигуру воздействия «эти антикоррупционеры такие же коррупционеры». Причем это совершенно внятный объект для массового реагирования почти автоматического порядка. Обсуждать квартиру стоимостью в несколько миллионов намного проще и приятнее, чем любые правительственные планы.

Многие описывают российскую ситуацию в терминах «все плохо у всех, а не только у нас». Так Запад интерпретирует атаки на себя, например, поскольку так создается ситуация, что «они» тогда не имеют права критиковать «нас». Подобные типы негативов уничтожают точку отсчета, возможность сравнения одного на фоне другого.

А. Архангельский говорит, что современная Россия создает «отрицательную идеология»: «Эта ситуация идеально подходит для нынешней отрицательной идеологии. Которая на внешнем, массовом контуре говорит: «Запад — плохой, мы — святые»; а на внутреннем, более глубинном уровне внушает другое: «Всякий человек одинаково плох. Человек не меняется. Человек гадок, мерзок, он никогда не станет лучше». Олег Кашин заметил, что многое из того, что появляется на телеэкране сегодня, сознательно задумано так, чтобы у зрителей было ощущение «хорошо уже не будет никогда». Он прав, цель именно такая — внушить, что никогда тут не будет иначе и ничего не изменится; это удобная форма контроля и гарантия от любых изменений. Такой пессимизм, который становится национальной идеей» [1].

Косвенной приметой этого феномена является массовое бегство населения всех стран в виртуальную реальность. С одной стороны, при множественном понимании правды виртуальная правда такая же правда. С другой, сами государства прямо и косвенно заинтересованы для снятия протестности отправлять своих граждан в виртуальные миры, уж там-то они не будут заниматься протестами.

П. Пепперштейн, например, отсылает абсолютно всех в сказочные миры: «Сейчас эта линия представлена в кино — «Властелин колец», «Игра престолов», «Покемоны» — все это играет роль современного эпоса, заполняющего бытийный вакуум людей. Этот процесс будет все мощнее и мощнее, потому что труд в современном обществе постепенно становится фикцией, отмирает, и главная угроза, нависающая над миром, — что будут делать люди, оставленные на произвол судьбы жесткой богиней необходимости, с которой они жили веками. Ведь исчезновение давления может вызвать очень серьезные последствия: вспышки массовых депрессий, насилия, самоубийств. И, соответственно, самая древняя, самая испытанная и надежная разновидность развлечений — это сказка. Сказка не просто занимает время, но еще и изменяет структуру этого времени, открывает порталы в другую реальность, где не бывает скучно, где даже скука — волшебная. Можно сказать, что сейчас происходит возвращение в магическую фазу развития человечества, только на другом уровне» [2].

Это еще один вариант правды, сказочной, волшебной, магической, причем правды приятной во всех отношениях. Ведь в сущности именно эти «радостные» аспекты мира выносят на первый план и реклама, и паблик рилейшнз. А если присмотреться внимательнее, то это делает и вся журналистика, которая постепенно создается не столько журналистами, как руками и мозгами информационных и ПР-агентств. Как показывают исследования Кардиффского университета 60-70-80% статей даже качественных изданий созданы из подобных «чужих» материалов [3 — 4]. Журналист в этих случаях не получал информации из реальности, а лишь опирался на чужие тексты. Соответственно, мы можем считать, что подобное «вторичное» творчество в сильной степени отражает не только и не столько описываемый объект, как ту «правду» о нем, которую хотел донести реальный источник этой информации.

Ник Дэвис, опираясь на эти исследования, в своей книге объясняет сложившуюся ситуацию тем, что правила журналистики уступили сегодня место правилам коммерции [5]. В своей статье в газете Guardian он подчеркивает: «Если раньше журналисты были активными сборщиками новостей, сейчас они обычно становятся просто пассивными обработчиками непроверенного, вторичного материала, большая часть которого создана пиаром для обслуживая некоторых политических и коммерческих интересов. […] Индустрия, первичной задачей которой было отфильтровывать неправду, стала столь уязвимой для манипуляций, что сегодня она включена в массовое производство фальши, искажений и пропаганды» [6].

Медиа-исследователи Университета Глазго (сайт — http://www.glasgowmediagroup.org/), например, говорят о массовом производстве невежества с помощью СМИ [7]. Это связано с недостаточным уровнем подачи контекста и объяснений в новостях. К примеру, в случае войны говорится о большом объеме включенных в нее людей, но нет рассказа о том, почему эти события происходят. Отдельное исследование посвящено сравнению подходов медиа-школ Глазго и Бирмингема к проблеме активности аудитории, ее способности сопротивляться навязываемым сообщениям [8]. Интересно, что американские исследования демонстрируют, что информация, введенная неверными сообщениями, очень слабо поддается последующей коррекции [9].

Пропаганда «выстреливает» в болевые точки массового сознания. Она скорее подтверждает уже имеющееся, чем вводит новое, а если и вводит, то с большой опорой на то, что уже записано в массовом сознании. Все это делается, чтобы обойти фильтры потребителя.

Запад критикует Россию за попытку ввести хаос в представления своих граждан. Например, газета New York Times акцентирует, что в российские сообщения «часто вкладывается еще один сигнал, согласно которому, европейские правительства некомпетентны в вопросах решения кризиса, с которым столкнулись европейцы, в частности иммиграции и терроризма, и что все европейские чиновники — это американские марионетки» [10 — 11].

Одним из первых попытался понять взаимоотношения власти и медиа на объективном уровне Т. Ван Дейк. Под объективным я в данном случае понимаю подход не политологический, а дискурсивный. [12]. Он подчеркивает, что медийная власть символическая и убеждающая, но она напрямую не влияет на физические действия. Правда, здесь сразу возникает возражение. Это наблюдение верно в стабильной системе, но когда систему подвергают дестабилизации, как это имеет место в случае цветных революций, медиа могут влиять напрямую и на физические действия. Цветная революция является столкновением двух правд: официальной и неофициальной. И неофициальная правда способна разрушить те невидимые опоры послушания, на которых и держится власть, как считал создатель теории цветных революций Дж. Шарп.

Ван Дейк также подчеркивает следующий путь движения «правд»: «Контроль разума с помощью медиа особенно результативен, когда потребители медиа не понимают сути или последствий такого контроля. Когда они меняют мнение по своему желанию, они принимают новостные сообщения как правду или журналистское мнение как легитимное или корректное».

Избыток информации сегодняшнего дня принес разнообразие правды. В советское время определенные темы были закрыты и табуированы. Информация по ним могла распространятся только устно. И тут большую роль играли личные контакты, позволяшвие получать эту информацию от того, кто был ее носителем.

Е. Холмогоров написал о своем обучении в школе, которое оставило в нем глубокий след именно по причине «устности» предоставляемой информации: «Разнонаправленные талантливые люди давали нам избыток информации, возбуждали наш ум до такого состояния, что нам снились Сократ, Августин, и оба Блока сразу – Марк и Александр. Позднесоветская эпоха была бескнижной, эпохой тягостного и удушающего книжного дефицита. Как следствие была чрезвычайно важна устная интеллектуальная традиция. Ты не мог найти и приобрести книгу Фернана Броделя, сняв её с полки в магазине. Должен был найтись кто-то, кто сначала расскажет тебе о Броделе. В доинтернетную эпоху устные каналы передачи интеллектуальной информации значительно превалировали над письменными» [13].

Модель со множеством правд оказалась выгодной для власти. Теперь никакой негатив не имеет той силы, которую он имел в прошлом. Рассказы о дворцах и яхтах госслужащих, судей или милицейских и сбушных начальников не несут никакого вреда, поскольку на это никто не реагирует.

Мир получил инструментарий, с которым пока не научился работать. Много правд — это факт. Но насколько это хорошо или плохо, ведь одна правда была привязана к диктаторским режимам, а много — к демократическим? Вряд ли сегодня мы захотим вернуться к режиму одной правды, к тому же, напечатанной в газете «Правда».

Каковы следствия-последствия этой меняющейся на наших глазах парадигме правды? А она стала меняться уже давно, вспомним бесконечную борьбу за этику в журналистике или пиаре. В СМИ постоянно печатаются советы читателям, как распознать манипуляции. Все это говорит о том, что явление множественности правд стало повсеместным.

Понятны базовые правила этой борьбы с множественностью правды, которые чаще всего основаны на принципиальном отказе от одного источника информации. Эти правила с неизбежностью таковы, хотя они и не могут выступить в роли стопроцентной защиты от манипуляций:

— читать разные источники, вслушиваться в слова разных экспертов,

— верить проверенному источнику, доверять эксперту на основании прошлого опыта,

— опираться на проверенную картину мира, которая есть в голове у каждого.

И самым радикальным является совет вообще не читать газет, не только советских, а вообще любых. Так считал не только М. Булгаков, но и Р. Добелли, собравший множество отрицательных характеристик о новостях [14]: новости неадекватны, не имеют значения, не объясняют, опасны с точки зрения физиологии, усиливают когнитивные ошибки, мешают мышлению, работают, как наркотик, съедают время, делают нас пассивными, убивают в человеке креативность.

Facebook отбирал новости в свою новостную ленту при помощи алгоритма. Но когда Цукерберг уволил команду редакторов-людей потерялась возможность отличать настоящие новости от фиктивных [15 — 17]. При этом Р. Бер находит справедливые аргументы в этом споре «человек или алгоритм» [18]: «Алгоритмы все равно имеют живых авторов, поэтому компания не может использовать автоматы, чтобы вытеснить все этические дилеммы из своих операций. Но идеей является удаление человеческого суждения о контенте как можно дальше от пользователя, который может огорчиться. Чем меньше будет человеческих интервенций между кодирующим компьютерщиком и ошибкой на дектоскопе, тем более правдоподобным будет отказ компании от ответственности».

Все эти рассуждения вновь возвращают нас к полю правды/неправды, очередной генератор которого возник с появлением Интернета и социальных сетей. Множественность, создаваемых там правд, создает требование фильтрации, причем такой, где бы не ощущалась рука человека.

Интересно, что Цукерберг вносил в свой список книг года, которые следует прочитать, и книгу об общем знании. Автор ее М. Чве пишет в газете Washington Post, что сегодня такими генераторами общего знания стали платформ социальных медиа Фейсбук и Твиттер [19]. Он приводит такой пример роли общего знания. Когда люди в Мексике слушали аудио мыльную оперу индивидуально с CD, они не меняли своего отношению к насилию по отношению к женщинам, когда же эта мыльная опера провучала по радио, ситуация коренным образом изменилась. То есть общее знание оказывается более сильным воздействующим инструментарием, чем знание индивидуальное.

Книга Чве посвящена публичным ритуалам [20]. Именно они, по его мнению, являются социальными практиками, которые порождают общее знание. А оно необходимо для любой социальной координации.

Кстати, понятно, почем эта книга заинтересовала Цукерберга — здесь речь идет часто о социальных сетях. Например, такое наблюдение: «Модели дружбы в группе людей, их «социальная сеть», существенно влияет на их способность к координации. Одним из аспектов сети является то, какими являются связи между людьми — «слабыми» или «сильными». В сети со слабыми связями друзья друзей данного человека имеют тенденцию не быть друзьями самого этого человека, в то время как в сети с сильными связями друзья друзей имеют тенденцию тоже быть друзьями. Представляется, что сети с сильными связями будут хуже для коммуникаций и, соответственно, для координационных действий, поскольку они более «запутаны» и информация движется по ним медленнее, однако эмпирические исследования часто приходят к выводу, что сильные связи лучше для координации. Мы можем разрешить эту проблему, наблюдая, что хотя сильные связи хуже для распространения информации, они лучше в порождении общего знания, поскольку ваши друзья скорее всего знают друг друга, вы скорее всего будете знать, что знают ваши друзья».

Добавим к этому, что это и передача доверия, а значит, и определенному варианту правды, когда чужой вариант правды будет отбрасываться в качестве недостоверного.

При этом мы постоянно попадаем в ловушку своего собственного здравого смысла, хотя он в меняющемся обществе уже не работает так стопроцентно, как это было раньше. В том отрезке времени, в котором мы прожили и продолжаем жить, все меняется слишком быстро. Сегодня враги быстро могут стать друзьями, а друзья — врагами. Хорошая партия вдруг оказывается плохой. Прошлые события получают новые интерпретации и оценки.

Особенно ярко реинтерпретируются ключевые исторические развилки, например, такие советские точки истории, как 1917, 1937, 1941 и, конечно, путч 1991. «Юбилейный» 2016 г., например, принес множественность теорий пересмотра путча (см. [21 — 23]). Как получается, все было не так или не совсем так, как нам все время рассказывали.

Кстати, один аспект того, о чем пишет теоретик военных путчей Н. Сингх, очень четко переносится на ГКЧП. Он подчеркивает, что путчисты должны излучать уверенность, чтобы за ними пошли. Этой же ситуации не было и в попытке недавнего турецкого путча: «Неудача турецкого путча, вероятно, не определялась военной силой путчистов, или даже их поддержкой внутри армии. Она была предопределена их неспособностью показать всем, что они готовы победить. Способность формировать ощущение успеха, часто с помощью медиа, является критичным для путчей. В основном если люди видят, что путч может победить, они обычно присоединяются, поскольку не хотят быть не с той стороны оружия. Турецкие заговорщики не смоги создать этого ощущения» [24]. Кстати, еще более ярко мы видим этот феномен в случае цветных революций, когда правда вдруг окончательно и бесповоротно вдруг оказывается не у властной стороны конфликта.

Смена власти ведет к смене правды. То, что вчера было правдой и изучалось как непреложная истина в школах и университетах, сегодня становится неправдой. Л. Ивашов, например, видит в сегодняшней России три версии истории: после 1917 г. отрицалась дореволюционная, после 1991 г. — советская ее часть, сегодня отрицается то, что было в 90-е [25]. То есть число разных правд и их носителей все множится и множится, поскольку лучше всего в голове сохраняется правда, введенная в школьные годы.

Украина имеет нечто близкое, полностью отрицая советский период и избирательно воспринимая дореволюционный. Дополнительно к этому каждая президентская смена возносила наверх новые точки отсчета: Кучма — анти-Кучма, Ющенко — анти-Ющенко, Янукович — анти-Янукович. Смена президента каждый раз превращает его правление в виртуальную руину.

Возможно, что вся постсоветская действительность повторяет опыт советской, что облегчает властям управление ситуацией. Г. Иванкина подчеркнула характерный для России момент нахождения массового сознания либо в прошлом, либо в будущем, но не в настоящем: «Одной из особенностей русского мировоззрения является постоянное ощущение себя либо в Прекрасном Прошлом, либо в Светлом Будущем — былина, сказание и античный ордер переплетаются с футуромечтами. Неумение жить сегодняшним днём, игнорирование текущей рутины — только спеша в грядущее или оглядываясь на старинную премудрость» [26]. И это также акцентирует момент отсутствия правды, поскольку нет реальных точек отсчета, они все время виртуальные.

Е. Шульман говорит о таком искусственном конструировании правды как о технологии государственного управления: «Одну из самых эффективных ловушек можно назвать бунтом против часовой стрелки, стремлением вернуться в прошлое. Настоящее и будущее кажется ненадежным, непонятным, хаотичным, а прошлое — устойчивым, твердым и черно-белым. Это некая мифологизированная картина былого исторического величия, для каждой страны своя. Нам продают какую-то смесь из Романовых, Сталина и атомной бомбы, советской власти и Российской империи. В Америке продают Америку, которую надо сделать great again, снова великой. В Британии продают остров, который сам по себе может существовать, как это якобы раньше было, хотя вот уж этого никогда не было. С тех самых пор, как датчане туда приплыли, это был мировой центр торговых путей, который богател и развивался именно за счет своей открытости. Тем не менее им тоже продают эту идиллическую картину маленькой сельской Англии. Франции, насколько я понимаю, продают моноэтническую Галлию, населенную, видимо, исключительно Астериксом и Обеликсом, без чуждых национальных примесей. Все это, конечно, чудовищное вранье. Тем не менее люди это покупают, потому что прошлое кажется уютным: всем продают на самом деле концепцию безопасности» [27].

Перед нами в результате возникает прием подмены правды под ту, которая более приятна человеку. Специально для него создают вариант правды, которая в результате может одновременно укреплять действующую власть.

Это делают реклама и паблик рилейшнз, а также журналистика. Пропаганда вообще живет на расхождении между разными вариантами правд. Каждый объект или событие, которые описываются, имеют множество сторон. Описание может акцентировать нужную для коммуникатора сторону, «забывая» о других.

Затем происходит тиражирование своего описания в ущерб другим. Не только Геббельс подчеркивал важность повтора, но и один из американских президентов говорил своим спичрайтерам, что когда ваша рука устанет писать это слово, только тогда американцы его усвоят.

Сегодняшний взрослый американец проводит у телевизора 5 часов ежедневно [28]. Наши цифры чуть скромнее. Но все равно человек уходит в виртуальный мир если не навсегда, то надолго. Цифры выросли, поскольку сегодня ряд компаний типа Netflix’а предлагают платный просмотр большого числа фильмов, чем разоряют рекламистов, так как в этом случае рекламы нет. Это рушит американский рынок телерекламы, выстроенный вокруг 30-секундной рекламной вставки, появившейся с 1941 г. То есть рекламная правда внезапно начинает терпеть крах, поскольку зритель от нее отворачивается, понимая ее проплаченный характер.

Виртуальных зрителей теперь ловит Интернет. Он способен решать даже более серьезные задачи, например, борясь с правдой, которую продвигает радикальный ислам. Google, например, предложил алгоритм выведения молодых людей, потенциально заинтересованных в ИГИЛ, выводить на видео, которые разрушают промывание мозгов со стороны ИГИЛ [29]. Это свидетельства бывших экстремистов, обращение имамов, возражающих против разрушения ислама игиловцами и многое другое. Один из создателей этого метода говорит: «Все пришло из наблюдения, что есть онлайновая потребность в материалах ИГИЛ, но также есть большое число достоверных органичных голосов в онлайне, разрушающих их нарратив». Он подчеркивает, что это целевая рекламная кампания, в рамках которой индивидам, которые ищут сообщения по рекрутировнию ИГИЛ, дают информацию, которая опровергает ее.

Об успешности кампании говорит то, что за два месяца 300 тысяч человек были переведены на анти-игиловские каналы YouTube. Вообще сегодня соцсети получили достаточно подробное изучение в плане создания новой реальности. Это и подталкивание к самоубийствам, к антисемитизму, к радикализму/национализму. То есть соцсети оказались генератором альтернативной правды, которая в ряд случаев может проявлять опасные свойства в плане трансформации поведения человека.

Война сразу запрещает множественность правд. Все страны, даже самые демократические, автоматически вводят цензуру. Здесь действует принцип: один лидер, один народ, одна правда. Таким образом матрица войны переносится на гражданскую жизнь. При этом цензура может быть косвенной. Например, правительство Великобритании контролировало производство целлулоида, из которого делается кинопленка, что позволяло в свою очередь давать его на «хорошие» фильмы и не давать на «плохие». США уже ближе к нашему времени во время войны в Косово использовели в CNN группу военных специалистов по психологическим операциям [30 — 33]. Таким образом индустриально создавалась и тиражировалась нужная правда. Американский военный журнал еще в 1994 г. опубликовал статью на тему, как победить в войне CNN [34]. Среди правил, прозвучавших там, есть и такое: коммуникатор воспринимается как заслуживающий доверия, если он кажется безопасным (добрым, дружественным, справедливым), квалифицированным (обученным, опытным и информированным) и динамичным (смелым, активным и энергичным). Если задуматься, то, как это ни прискорбно, эти характеристики слабо применимы к большинству наших тележурналистов, завязанных на телесуфлер перед глазами.

Возможную подсказку для будущих исследований может стать также опора на ценностные предпочтения населения. Например, Россия, Сингапур, Испания, Украина и США имеют следующее распределение пяти ценностей по степени важности [35]: Семья, Друзья, Досуг, Работа, Религия. В Нидерландах, кстати, на первом месте Друзья, в Египте и многих других мусульманских странах — Религия. В Китае и Южной Корее на втором месте после семьи стоит Работа (у Турции, как и у нас, Друзья, а Религия — на третьем).

Ценностная иерархия дает нам возможность выстроить возможную схему понимания новостей потребителем. Если Семья стоит на первом месте, то она должна становиться точкой отсчета для понимания правды. С. Лещенко со своей квартирой и возлюбленной как раз попал в пик интересов украинского социума из-за его ценностных ориентаций.

Наличие множества правд, с которым столкнулась наша эпоха, может быть связана со сменой эпохи модерна на постмодернизм, поскольку первая была ориентирована более на физическое пространство, а вторая — на виртуальное. Т. Иглтон следующим образом характеризует постмодернизм (цит. по [36]): «Постмодерн — это образ мысли, не доверяющий ни таким классическим понятиям, как истина, разум, идентичность и объективность, ни идеям всеобщего прогресса или эмансипации, ни изолированным структурам, большим нарративам или претендующим на окончательность объяснениям. Споря с этими нормами эпохи Просвещения, он полагает, что мир непредсказуем, не объяснен, разнообразен, отличается нестабильностью и неопределенностью, представляет собой множество разобщенных культур или интерпретаций, заставляющее с некоторым скептицизмом смотреть на объективность истины, истории и норм, на заданность природы объектов, на связность идентичностей. Подобное восприятие мира, скажут некоторые, вытекает из реальных материальных условий: оно порождено историческим сдвигом на Западе, переходом к новой форме капитализма — к эфемерному, децентрализированному миру высоких технологий, потребительства и индустрии культуры, где секторы услуг, финансов и информации оттесняют традиционную промышленность на задний план, а классическая политика классов уступает место расплывчатой серии “политик идентичности”».

Мир столкнулся с множественностью правд, когда он стал более «расслаблен», сравнивая с прошлыми веками. Раньше за правильность одной правды боролись «огнем и мечом». Теперь их стало много. Отсюда большое расслоение по совершенно различным социальным группам. Религия с ее жестким пониманием разрешенного/неразрешенного поведения также перестала быть доминирующим фактором. Лозунгом настоящего становится невозможное вчера — правд должно быть много, хороших и разных.

Литература

1. Архангельский А. Распаренная совесть // http://www.colta.ru/articles/society/12330

2. Пепперштейн П. Я бы сравнил Достоевского с семьей Ланнистеров, а Толстого — с Баратеононами. Интервью // gorky.media/intervyu/ya-by-sravnil-dostoevskogo-s-semej-lannisterov-a-tolstogo-s-barateonami/

3.Lewis J. a.o. Four rumours and an explanation; a political economic account of journalists’ changing newsgathering and reporting practices // Journalism Practice. — 2008. — Vol. 2. — N 1

4. Lewis J. a.o. A compromised fourth estate // Journalism Practice. — 2008. — Vol. 9. — N 1

5. Davies N. Flat Earth news. — London, 2008

6. Davies N. Our media has become mass producers of distortion // http://www.theguardian.com/commentisfre ... publishing

7. Philo G. The mass production of ignorance: news content and audience understanding // http://www.glasgowmediagroup.org/images ... rodign.pdf

8. Philo G. Debates on the active audience: a comparison of the Birmingham and Glasgow approaches // http://www.glasgowmediagroup.org/images ... actaud.pdf

9. Nyhan B. When corrections fail: the persistence of political misperceptions // http://www.dartmouth.edu/~nyhan/nyhan-reifler.pdf

10. MacFarquhar N. A powerful Russian weapon: the spread of false stories // http://www.nytimes.com/2016/08/29/world ... -news&_r=1

11. Макфаркуар Н. Могущественное российское оруие: распространение фальшивы историй //inosmi.ru/politic/20160829/237664433.html

12. Dijk van T. A. Power and the news media // http://www.discourses.org/OldArticles/P ... 0media.pdf

13. Холмогоров Е. История моего пятидесятисемитства // http://www.apn.ru/index.php?newsid=35419

14. Dobelli R. News is bad for you — and giving up reading it will make you happier // http://www.theguardian.com/media/2013/a ... lf-dobelli

15. Thielman S. Facebook fires trending team, and algorithm without humans goes crazy // http://www.theguardian.com/technology/2 ... -algorithm

16. Solon O. In firing human editors, Facebook has lost the fight with against fake news // http://www.theguardian.com/technology/2 ... ws-stories

17. Carpentier M. A day with Facebook’s trending topics: celebrity birthdays and Pokemon Go // http://www.theguardian.com/technology/2 ... -algorithm

18. Behr R. Tech giants know where the power lies. It’s not with us // http://www.theguardian.com/commentisfre ... ple-google

19. Chwe M. Mark Zuckerberg wants people to understand common knowledge. What’s common knowledge? // http://www.washingtonpost.com/blogs/mon ... ?tid=a_inl

20. Chwe M. S.-Y. Rational ritual. Culture, coordination and common knowledge. — Princeton, 2001

21. Плохий С. Последняя империя. Падение Советского Союза. — М., 2016

22. Фурсов А. Острая ситуация в стране может призвать на престол диктатора. Интервью // http://www.business-gazeta.ru/article/320672

23. Стариков Н. Путча в августе 1991 года не было // nstarikov.ru/blog/20079

24. Beauchamp Z. Why Turkey’s coup failed, according to an expert // http://www.vox.com/2016/7/16/12205352/t ... failed-why

25. Технологии русофобии и борьба за идентичность // http://www.izborsk-club.ru/content/articles/10142/

26. Иванкина Г. Русский мир: очерки культурного стиля // http://www.izborsk-club.ru/content/articles/10141/

27. Шульман Е. Можно ли верить политикам? // daily.afisha.ru/brain/2697-mozhno-li-verit-politikam-obyasnyaet-politolog-ekaterina-shulman/

28. New day for TV advertising // paidpost.nytimes.com/adobe/new-day-for-tv-advertising.html?tbs_nyt=2016-august-nytnative_articlemod-adobe-0824-0831?action=click&module=Marginalia&region=Marginalia&pgtype=article&version=PaidPostDriver

29. Greenberg A. Google’s clever plan to stop aspiring ISIS recruits // http://www.wired.com/2016/09/googles-cl ... -recruits/

30. Cockburn A. CNN and psyops // http://www.counterpunch.org/2000/03/26/cnn-and-psyops/

31. U.S. army’s psychological operations personnel worked at CNN/

// projectcensored.org/3-us-armys-psychological-operations-personnel-worked-at-cnn/

32. Bishop T. US psychological warfare experts worked at CNN and NPR during Kosovo War // http://www.wsws.org/en/articles/2000/04/cnn-a18.html

33. Borger J. CNN let army staff into newsroom // http://www.theguardian.com/world/2000/a ... lianborger

34. Stech W.J. Winning CNN war // http://www.au.af.mil/au/awc/awcgate/readings/stech.htm

35. World values: family, work, friends, leisure, religion and politics // knoema.de/infographics/hxpxvpg/world-values-family-work-friends-leisure-religion-and-politics

36. Эстрагес Х. М. А. Роль Маркса в возникновении постмодерна. К марксизму постмодерна // gefter.ru/archive/19299

http://hvylya.net/analytics/tech/y-mir- ... pravd.html
God Save the King

Аватара пользователя
Варяг
Старожил форума
Сообщения: 7072
Зарегистрирован: 31 окт 2014, 21:08
Откуда: Асгард

Re: Множественная правда Мнение Георгия Почепцова

Сообщение Варяг » 02 сен 2017, 11:24

От мира физического к виртуальному: новые задачи требуют новых наук
Георгий Почепцов, для "Хвилі"

Коммуникации обеспечивают взаимодействие разных субъектов путем превращения их в объекты воздействия. Автономные организмы для любого вида совместных действий нуждаются во внешних коммуникациях. Но множество фильтров мешают осуществлению коммуникаций. Харари считает, что человек вышел на возможность объединения больших массивов людей благодаря оперирования фиктивными объектами [1]. Это, например, религия. Человек одной веры перестает быть опасным незнакомцем, с ним можно вести дела. Разнообразие не увеличивается, а «гасится» таким путем. Любое объединение людей акцентирует общность, а не различие. Оно заинтересовано также и в разном, например, нужны кузнецы, портные, сапожники и под., но только при наличии сильного объединяющего.

Акцент на культивировании общности, а не на различии сегодня вступил в противоречие с требованиями к порождению как можно большего числа инноваций. На первое место в современных государствах входит порождение разнообразия. Частично это выражается в притоках иммигрантов в закрытые визовым барьером развитые страны. Япония устами премьера убеждает граждан, например, что надо свыкнуться с чужими, которые нужны для развития успешной экономики.
Именно на эксплутации коммуникации оказались выстроенными все управляющие человеком комплексы, которые паразитируют именно на связи. Это книгопечатание, телевидение, социальные сети, где сохраняется место слушающего, как в бытовой коммуникации, но место говорящего подменено индустриальным «говорящим». Он всегда будет качественно более высокого уровня — известный писатель, актер, режиссер, политик, которые захватывают внимание гораздо сильнее, чем обычный человек из многоэтажки.

Такова общая тенденция, которая началась еще в индустриальную эпоху. В Советском Союзе мы все еще со школы становились послушными слушателями. При этом основным потоком информации был политический. Вспомним, что даже в школе были политинформации, и мы существенно лучше современных детей знали столицы чужих государств, что также отражает и более высокий уровень преподавания. Советский Союз проводил модернизацию, а она невозможна без развитых науки и образования. Кстати, сегодня мы «проедаем» не только остатки советской экономики, но и остатки советской науки и образования.

Советский Союз хорошо выполнил свои задачу в эпоху индустриализации, постсоветские страны ничего не могут сделать сегодня из-за существенной смены эпох. Даже свою индустриальную базу, созданную их предшественниками, они постепенно разрушили. Все это связано с тем, что индустриализация реализовывалась в основном в физическом пространстве. И то она была проведена в СССР с помощью серьезной западной помощи [2]. При той модели индустриализации довоенного времени от СССР требовались только сырьевые и человеческие ресурсы, которых было достаточно.

Однако к работе не в физическом пространстве, а в пространстве информационном и виртуальном ни СССР, ни постсоветские страны оказались уже неготовыми. Тут они не просто оказываются позади, а даже не в состоянии совершить маленький шаг в этом направлении.

В случае неумения работать в информационном и виртуальном пространствах помехой становится потребитель, поскольку его тоже воспринимают как объект физического порядка. СССР и постсоветские страны готовы к продаже произведенного материального объекта, но не могу продавать нематериальные объекты. Советский Союз основную массу товаров продавал в условиях дефицита, так что роль потребителя была нулевой, поскольку тот брал все или почти все.

Но все это осталось в индустриальной эпохе, работающей в системе физического пространства. Работа в информационном пространстве, пришедшая вместе с компьютером и социальными сетями, работает с более «тонкими» объектами. Постепенно уровень «материальной зависимости» в них падает, вместо этого растет уровень know-how в продукте. Мы начали массово потреблять «тонкие» объекты, но уже не в состоянии их производить.

Продажа нематериального объекта требует работы по убеждению потребителя в покупке товара, кстати, практически вся реклама и паблик рилейшнз продают именно виртуальность, поскольку по своему качеству товары давно сравнялись, зубные пасты, например, слабо различимы друг от друга. А продажа такого типа товара требует знания работы разума человека, как и кино Голливуда невозможно без просчета, что именно хочет увидеть человек. Сегодня фильмы «прогоняются» по определенным параметрам, чтобы определить их будущую успешность, которая, кстати, в сильной степени прогнозируется за счет известных фамилий режиссеров и актеров. Это отдельная научная область, в которой трудятся сотни людей (см., например, [3 — 9]). Но поскольку постсоветское пространство не занято этим, то даже в случае наиболее продвинутой киноиндустрии в России собственные фильмы занимают всего 17.3%, большая часть остального — США (данные из [10]).

Одновременно вышли уже, например, на более точное понимание того, как должен быть устроен текст, который может стать бестселлером [11 — 12]. То есть возникли объективные подходы, позволяющие анализировать все эти составляющие процесса производства интеллектуального продукта — самого продукта и разума человека, который захочет его потреблять.
Причем нейронаука начала давать подсказки не только в отношении виртуальных продуктов, но и для решения социальных проблем. Оказалось, что дети из бедных семей имеет меньше серого вещества в головном мозге, что затрудняет обучение со всеми вытекающими отсюда последствиями [13]. Кстати, эта область получила название нейронауки бедности. И выводом становится то, что детей делает более глупыми именно бедность, что следует менять условия проживания и прочее. Кстати, журнал Scientific American говорит о другом полюсе — сверхумных детях [14]. Университеты начинают работать с теми, кто входит в 1% лучших при поступлении. Оказывается, что это и М. Цукерберг, и С. Брин и даже Леди Гага. Психолог Дж. Ваи говорит: «Нравится нам это или нет, но эти люди реально контролируют наше общество. Дети, которые принадлежат к этому одному проценту, будут нашими известными учеными и профессорами, войдут в список 500 компаний по версии Fortune, станут федеральными судьями, сенаторами и миллиардерами».

Новые гуманитарные науки отличаются от тех, которые преподаются у нас, двумя кардинальными особенностями. С одной стороны, они имеют более объективный инструментарий, что соответственно повышает статус их результатов. С другой, очень сильная прикладная ориентация, если не всех работающих в этих сферах, то достаточно большого числа. В результате начинают более объективно изучаться даже традиционные объекты, например, сакральность. По заказу военных С. Этрен стал заниматься исследованием сакральности [15 — 18]. При этом изучалась роль сакральности в ситуации Палестина — Израиль и для случая иранской ядерной программы, которая воспринималась как сакральная ценность населением Ирана. Сакральные ценности отличаются тем, что они сильнее любых других, например, экономических, поэтому сакральные ценности не меняются на экономические.

В другом случае группа ученых экономистов попыталась изучать религию с помощью более объективного инструментария — экономики [19 — 22]. Например, как и почему христианство побеждает при наличии других конкурирующих религий, рассматривая религиозный продукт в системе обычной конкуренции с другими такими же продуктами.

Подобные типы исследований дают ответы на вопросы, поставленные государством и обществом, поэтому в случае даже не закрадывается сомнение в нужности/ненужности научных исследований, которые постоянно присутствуют на постсоветском пространстве, поскольку наука там часто живет в своем параллельном мире. А США меняют свои приоритеты. Завершив недавно программу генетики, США активно принялись работать в изучении мозга человека, на что брошены большие ресурсы. Советское и постсоветское пространство выросло на науках, изучающих физическое пространство, но они затормозились, когда возникла необходимость изучать информационное и виртуальное пространство.
Информационное и виртуальное пространства сегодня интересны тем, что именно в них проводят большую часть рабочего и свободного времени все жители Земли. Даже войны ушли из физического пространства в информационное и виртуальное. Они не исчезают, а уходят в новые пространства.

Если об информационном пространстве еще заботятся представители естественных наук и только в малой гуманитарных, то виртуальным пространством в научном смысле не занимается никто. В виртуальном пространстве производятся контенты, в которых реализуются те или иные смыслы.

Экономика требует разнообразия, поскольку именно в такой среде создаются инновации. Кстати, если нам сегодня нужны разные мозги, то система университетов не может строиться на единых программах, утвержденных министерством, поскольку ее консервативность замедляет любые образовательные инновации. Всегда невозможно утвердить что-то новое и изменить нечто уже утвержденное.

Образование может быть платным или бесплатным, но оно не может быть настолько унифицированным, настолько оторванным от прикладных задач и настолько далеким от научных результатов мировой науки, как это есть сегодня. Для спасения ситуации пора делать определенные факультеты переобучения в нескольких ведущих университетах, где будут читаться курсы по наукам, которые нам еще неведомы, но они хорошо известны и используются на Западе. При отсутствии этого даже наши переговоры с западным чиновником будут иметь нулевой результат, поскольку мы неадекватно будем понимать своего собеседника.

Интересно, что в прошлом нужные смыслы доставлялись потребителю бесплатно. Это делали религия и идеология. Сегодня за это надо платить потребителю создателям фильмов и книгоиздателям. Но они предоставляют контент четко под потребности потребителя. Это мягкая сила, поскольку платит потребитель. Религия и идеология промежуточны в этом плане. Это не жесткая принуждающая физически сила, хотя бывает и такое, а «мягко-жесткая» сила, принятие которой создает для человека комфортное сосуществование с обществом и государством. В первом случае было скорее комфортное сосуществование с самим собой.

Неумение работать с нематериальными объектами и стало причиной развала СССР. Сегодня предлагается даже такая версия неудачи ГКЧП как плохая работа с социологами: «Предположение о социологической некомпетентности как причине разрушения советской государственности может показаться парадоксальным и малоправдоподобным, но это лишь на первый взгляд. Факты же таковы. Во-первых, с большим опозданием (в декабре 1990-го) в силовых министерствах СССР создали группу, которая отслеживала реакцию населения страны на возможное введение в конституционной форме режима чрезвычайного положения. Во-вторых, задачи этой группы были расплывчаты, о прогнозировании поведения разных объединений депутатов, партийных и государственных деятелей не шло и речи. В-третьих, в нее вошли только аппаратчики. Это сузило возможности анализа и формирования общественного и экспертного мнения таких важнейших категорий, как руководители партийных и советских органов, депутатов всех уровней, сотрудников силовых структур. Пытаясь понять и оценить вал событий, Янаев и Крючков не смогли подняться на необходимый уровень политических обобщений» [23].
Об этом же думают те, кто хочет защититься от гибридных угроз, поскольку государства так и не научились адекватно их отражать. Такого рода интервенции оказываются успешными в странах, которые ослаблены отсутствием единой национальной идентичности, единой истории и героев.

В. Багдасарян пишет следующее: «Почему, успешно отразив силовое давление, государственная власть в СССР не нашла средств адекватного реагирования на вызовы несилового воздействия? Причина заключается в её ментальном несоответствии новым технологическим реалиям ведения «холодной войны». Мышление чиновника было, и остаётся поныне, преимущественно механистическим. Что такое сила в её физическом выражении ему предельно понятно. Соответственно, для отражения силового воздействия он должен аккумулировать такой потенциал, который бы превышал совокупный ресурс, используемый противником. Всё предельно просто. И надо признать, с задачами ресурсной мобилизации советский чиновник блестяще справлялся. Но как быть, если вызов не имеет силового выражения? Адекватная рецептура в чиновничьем арсенале на этот счёт отсутствовала» [24]

Еще одним новым направлением, которое должно быть взято на вооружение, является опережающее управление. Сегодня мир столкнулся с тем, что проблемы появляются с угрожающей быстротой, не оставляя времени на подготовку. Причем даже решенная проблема не уходит с повестки дня, она становится другой, не менее опасной. Например, приход на Донбасс мира не принесет благоденствия, поскольку откроет необходимость решения множества экономических задач ([25 — 28]).

В информационную эпоху нельзя побеждать методами физической эпохи. Тем более что сегодня информационная эпоха все более становится виртуальной. А войнах, как считается, победа приходит к тому, кто пользуется инструментарием не своей эпохи, а следующей.

Литература
1. Harari Y.N. Sapiens. A brief history of humankind. — New York, 2015
2. Рубченко М. Ура, у них депрессия! // expert.ru/expert/2010/01/ura_u_nih_depressiya/
3. Vitelli M. Predicting box office revenue for movies // web.stanford.edu/class/cs224w/projects_2015/Predicting_Box_Office_Revenue_for_Movies.pdf
4. Terry N. a.o. The determinants of box office revenue for documentary movies // swer.wtamu.edu/sites/default/files/Data/terry.pdf
5. Terry N. a.o. The determinants of foreign box office revenue for English language movies // http://www.aabri.com/manuscripts/09274.pdf
6. Liu Y. Word-of-Mouth for movies: its dynamics and impact on box office revenue //
poseidon01.ssrn.com/delivery.phpID=01110600906711711910101112611910302403803900006
50030341030841110870941020851220710780101180050340100991130640970160080951201140
39035093009046118079124090029095111025086069046114069065085112110002031126092001
087031002065114070095019122087112075017103066&EXT=pdf
7. Poladian C. Predicting blockbusters with Wikipedia, new research may predict if a movie will flop or be a hit // http://www.ibtimes.com/predicting-block ... or-be-hit-
1397649
8. Behind the box office: what influences the films we see // think.storage.googleapis.com/docs/behind-the-box-office_infographics.pdf
9. Physicists predict success of movies at the box office based solely on advertising costs // http://www.sciencedaily.com/releases/20 ... 103702.htm
10. Kozlov V. Russia box office: Hollywood still king, but local movies set to gain ground this year // http://www.hollywoodreporter.com/news/r ... cal-884715
11. Cain S. The secret DNA behind bestsellers // http://www.theguardian.com/books/2016/s ... dna-behind
-bestsellers-book-algorithm
12. Anderson H. The secret code to writing a bestseller // http://www.bbc.com/culture/story/201608 ... secret-cod
e-to-writing-a-bestseller
13. Hayasaki E. This is your brain on ‘poor // Newsweek. — 2016. —
14. Clynes T. How to raise a genius: lessons from a 45-year study of supersmart children // http://www.scientificamerican.com/artic ... -children/
15. Atran S. a.o. Sacred barriers to conflict resolution // http://www.rcgd.isr.umich.edu/news/Atra ... ience-Mag-
240807.pdf
16. Atran S. a.o. Reframing sacred values // www-personal.umich.edu/~axe/negj0708.pdf
17. Sheikh H. a.o. Religion, group threat and sacred values // journal.sjdm.org/12/12305/jdm12305.pdf
18. Dehghani M. a.o. Sacred values and conflict over Iran’s nuclear program // journal.sjdm.org/10/101203/jdm
101203.html
19. Iannaccone L.R. Introduction to the economics of religion // http://www.colorado.edu/economics/morey ... Edward.pdf
20. Iannaccone L.R. Why strict churches are strong? // citeseerx.ist.psu.edu/viewdoc/download?doi=10.1.1.475.6086&rep=rep1&type=pdf
21. Iannaccone L.R. Religious practice: a human capital approach // csrs.nd.edu/assets/50013/religious_practice_a_human_capital_approach.pdf
22. McCleary R.M., Barro R.J. Religion and economy // isites.harvard.edu/fs/docs/icb.topic96263.
files/Religion_and_Economy.pdf
23. Першуткин С. и др. Страна победившего троцкизма // vpk-news.ru/articles/31873
24. Багдасарян В. Геополитическая борьба и технологии подрыва несиловых оснований государственности // rusrand.ru/analytics/geopoliticheskaya-borba-i-tehnologii-podryva-nesilovyh-osnovaniy-gosudarstvennosti
25. Fuerth L.S. Anticipatory governance practical upgrades. — Washington, 2012
26. Fuerth L. Operationalizing anticipatory governance // Prism. — Vol. 2. — N 4
27. Fuerth L.S. Foresight and anticipatory governance // http://www.forschungsnetzwerk.at/downlo ... rnance.pdf
28. Anticipatory governance: upgrading government for the 21 century // http://www.wilsoncenter.org/event/antic ... st-century
http://hvylya.net/analytics/society/ot- ... -nauk.html
В общем то вывод о том, что
Неумение работать с нематериальными объектами и стало причиной развала СССР.
я бы сказал очень натянут. Тем не менее статья интересна своей информацией.
God Save the King

Аватара пользователя
Варяг
Старожил форума
Сообщения: 7072
Зарегистрирован: 31 окт 2014, 21:08
Откуда: Асгард

Re: Множественная правда Мнение Георгия Почепцова

Сообщение Варяг » 02 сен 2017, 11:25

Георгий Почепцов: Враг как важный элемент системы пропаганды
Георгий Почепцов

Общество нуждается не только в героях, но и врагах. Это позволяет рисовать траекторию движения населения, которое само находится между полюсами «друг» и «враг». Пример довоенного СССР ярко демонстрирует потребность государства во врагах, благодаря чему можно вводить не только мобилизационную экономику, но и политику, объясняя все провалы действиями реальных или мифических врагов. А если враг уже внедрен в массовое сознание, он с неизбежностью будет встречаться и наяву.

Автор книги «Лица врагов» С. Кин так объясняет важность темы отображения врагов: «По тому, как мы изображаем кого-либо, в большой степени зависит то, как мы будем реагировать на это лицо или на этого врага». То есть и здесь коммуникация, а не реальность начинают предопределять наше сознание.

В университете Портленда читают небольшой курс по созданию врагов и последствиям этого. Все это делается в рамках программы в области конфликтологии. Враг проникает, как видим, даже в науку, становясь базовым элементом теории.

Однотипно его сила проявляется и в жизни. Политическим психологам известно, что в ситуации существования врага происходит объединение нации вокруг сильного лидера. Именно так, как считается, были проведены вторые выборы Буша, ради которых развязали войну в Ираке, обеспечив тем самым требуемые условия для победы. Об этом говорит Д. Уестен в своей книге «Политический мозг» [Westen D. The political brain. The role of emotion in deciding the fate of the nation. — New York, 2008]. Кстати, и Сталин был нужен, когда создавал вокруг страны кольцо врагов, поэтому число его внешних и внутренних врагов было бесконечным.

Главной идеей Уестена в его книге является следующее: в политике играет роль только эмоциональное. Кстати, после успеха книги он сразу сделал фирму (ее сайт –www.westenstrategies.com). В интервью Washington Post Уестен говорит: «Есть несколько вещей, которые мы знаем о мозге и которые заставляют изменить наши представления о политике. Если вы понимаете, что мы получили способность чувствовать задолго до того, как мы пришли к способности думать, вместо того чтобы бомбардировать людей фактами (а это стандартный демократический способ разговора с избирателями), вы должны говорить с людьми языком базовых ценностей и забот».

Кстати, его статья в газетеGuardian названа «Голосуя своими сердцами». А в статье в Washington Post он описывает «решетку сообщений» для президентской кампании. В ней есть четыре сектора. В первых двух – позитивные рассказы кандидатов о себе, во вторых двух – их же негативные рассказы о своем сопернике. Иногда один сектор может доминировать во всей кампании, когда, например, позиции кандидатов сильны или слабы в экономике (см. также попытку использования функциональногомагнитного резонанса для исследования политической коммуникации).

Враг по сути тоже является порождением эмоционального. Тем более он нужен в сцепке с мифологемой героя. Если сильный враг был побежден, то это только возвеличивает героя. Слабый враг дает в результате и слабого героя. Поэтому Сталин, к примеру, преувеличивал силу своих врагов еще и тем, что врагов внутренних приписывал к работе на врагов внешних. А это самое серьезное противопоставление. «Оскал американского империализма» в том или ином виде никогда не сходил со страниц печати.

У Кина есть интересное замечание по поводу изображения врагов во время Второй мировой войны. В изображении немцев различали хорошего немца и нациста. Такого различия не делалось в случае японцев, поскольку изображение было скорее расистским, чем политическим. После войны в связи с этим с немцами было легче, чем с японцами, поскольку у них уже заранее предполагалось наличие хороших.

О своей книге он говорит: «Вместо фокусировки на оружии и стратегии она рассматривает непосредственно наши идеи о врагах: как мы видим врагов, почему мы дегуманизируем их, что происходит с нами, когда мы показываем себя героями, а их монстрами, недочеловеками и представителями зла».

Сегодня изучение киберпространства заставляет по-новому изучать врага. Это связано с тем, что теперь облегчен доступ к чужим текстам, и каждый может столкнуться с ними. Комменты вообще открыли новую страницу в поливании других грязью, но это уже другой тип врага, который закрыт анонимностью.

Теперь уже и представители киберпространства заговорили о врагах:«Портретирование “другого”, то есть врага, с помощью пропаганды является методом, при котором негативные месседжи постоянно запоминаются. Тем самым формируются группы, где фиксируются представления и ожидания, а также возникают законы, диктующие, как портретируется враг. Если это восприятие врага сформировано, то это добавляет мотивацию для атаки. […] Язык используемой во Второй мировой войне пропаганды состоял из ментальных месседжей “мы” против “них”, таких, как “коммунистический медведь”,“нацистская свинья” и “собака капитализма”» [Minei E., Matusitz J. Cyberspace as a new arena for terroristic propaganda: an updated examination].

В мирное время главным источником поставки на рынок врагов является массовая культура (см. анализ американского кино в плане врагов тут, и тут). Массовая культура не только проникает к каждому, но и дает свои образы вне сопротивления аудитории, поскольку они проходят на уровне фона. Это мягкая сила (Дж. Най), которая не встречает сопротивления.

У врага есть интересная особенность: он всегда приходит из прошлого. Например, Л. Гудков высказывается так: «Враги были всегда, это чрезвычайно важно, это даже изобретение не советского времени, а досоветского. Это комплекс «догоняющей модернизации», поэтому он существовал в русской традиции: формирование националистического сознания через неприязненное отношение к Англии, Франции, Германии. Это очень устойчивая линия, которая проходит сквозь вторую половину XIX века и весь ХХ век. В советское время к этому добавились еще «классовые враги» и, соответственно, их персонификация в виде внешнего враждебного окружения, тут самые разные фигуры были. Поэтому основа и язык, вся парадигма мышления и выражения этого внешнего врага, кстати, как и внутреннего, была заложена, воспроизводилась и воспроизводится до сих пор. Такой риторический опыт очень значим, потому что он воспроизводится всемиинститутами: и властью, и школой, и армией, и политиками. Это очень давняя вещь».

Враг не менее системен, чем герой. Герой усиливает врага, а враг усиливает героя. Герой не может существовать без врага, как и враг без героя. Враги хорошо активируют все нужные примитивные чувства, включая стремление сгруппироваться вокруг сильного лидера.

Умберто Эко показал системный характер врага очень четко: «Иметь врага важно не только для определения собственной идентичности, но еще и для того, чтобы был повод испытать нашу систему ценностей и продемонстрировать их окружающим. Так что, когда врага нет, его следует сотворить. Все видели широту и гибкость, с которыми веронские нацисты-скинхеды принимали к себе во враги любого, кто не принадлежал к их группе, – именно для того, чтобы обозначить себя как группу. И самое интересное в этом случае не то, с какой непринужденностью они обнаруживали врага, а сам процесс его сотворения и демонизации» [Эко У. Сотвори себе врага. – М., 2012].

И еще: «Наилучший другой – это чужеземец. Уже на римских барельефах варвары предстают бородачами с приплюснутыми носами, да и само это название – «варвар», очевидно, намекает на ущербность языка и, следовательно, мышления. И, тем не менее, с самых давних пор врагов творили не столько из тех чужаков, которые действительно несут нам непосредственную угрозу (как те же варвары), сколько из тех, кого выгодно кому-то представить таковыми, хотя открыто они не угрожают, так что не столько исходящая от них угроза заставляет увидеть их отличие от нас, сколько само отличие делается угрожающим». Как видим, все время проскакивает не столько реальное столкновение с врагом, сколькосоциальное конструирование врага, определенная нужда во враге. Враг нужен как определенное антизеркало. Чтобы увидеть себя, надо смотреть на врага.

В другой своей работе Умберто Эко рассуждает о границе между римлянами и «другими». Он говорит, что идеология Pax Romana лежала в точном определении границ. Когда приходит время, и четкие границы исчезают, варвары захватывают Рим. То есть «другой» возможен и не страшен при наличии четкой границы. Но реальный контакт с ним ведет к гибели.

Кстати, и конспирология приводит к нам в дом скрытых врагов. Именно они прячутся за основными событиями нашего мира. Враг, который вписан в такую конспирологическую цепочку, возвращает миру целостность. Мир с врагом становится более понятным, удаляясь хотя бы на шаг от хаоса.

Конспирологическое мышление определяется как модель рассуждений о мире, в которой заговор является доминирующим элементом объяснения. Выделяется четыре базовых конспирологических элемента: определенное число действующих лиц объединяется (1) в секретном соглашении (2) для достижения скрытых целей (3), которые воспринимаются как незаконные или злонамеренные (4).

Новых героев и врагов приводят в дом и видеоигры. П. Молино, ведущий европейский создатель видеоигр, который считается создателем направления «игры в Бога», когда игрок получает права, равные Богу, в своем пространстве, говорит о типаже героя [Rose F. The art of immersion. How the digital generation is remaking Hollywood, Madison Avenue, and the way we tell stories. — New York — London, 2012, р. 276]: «Джеймс Бонд, Том Круз –характер такого героя замкнут в конкретике. Он должен полюбить кого-то, они должны закончить в постели, он никогда не говорит под пытками. Единственным элементом удивления становится то, что он может оказаться навершине скалы или под водой. Но это прекрасно, поскольку у нас есть шаблон героя и с ним можно экспериментировать».

Доктор Хассабис, нейропсихолог, исследующий игры, говорит:«Причина, по которой видеоигры эволюционировали в направлении “стрелялок” таковы. Вам не надо разговаривать. Вам не надо выказывать свои эмоции. Вам только нужно застрелить их». Как видим, враг не требует сочувствия или понимания, нам нужно только застрелить его, чтобы восстановить справедливость, мир.

Как это ни парадоксально, но враг только усиливает героя. Сила героя пропорциональна силе врага. У советских трудовых героев (Паша Ангелина, Стаханов) героизм выражался в увеличении трудовых норм: чем выше был их результат, тем он был выше,. Поскольку речь идет о победе, хотя и трудовой, то здесь «враг» выступает в условной форме.

Как видим, враг и зло включены в структуру нашего мышления. Любой сюжет литературного произведения требует наличия противника, в другом случае сюжет не может быть построен, в нем не будет движения. Красной Шапочке всегда будет нужен Волк для развития сюжета. Если Красная Шапочка будет просто собирать цветочки, действие завершится на первой же странице.

Это враги индивидуальные. Враги государства позволяют выстраивать мощные системы защиты и нападения. Благодаря врагам человечество поднялось в космос, придумало компьютер, изобрело интернет, поскольку все это придумано, чтобы победить своих врагов. Враг в этом случае выступает как ускоритель прогресса. Когда враг в виде Советского Союза ушел, прогресс замедлился. Сегодня человечество живет новинками, созданными в шестидесятые годы. Технологических рывков, подобных тем, что были в прошлом веке, пока не видно на горизонте.

Сегодняшняя глобализация принялась рьяно стирать в мире границы врагов, но 11 сентября вернуло все на свои места. Пустое место врага после исчезновения Советского Союза наконец было заполнено новым врагом. При этом радикальный ислам и сам активно играет во врага, видимо, и ему для поддержания своей системности обязательно нужен враг для того, чтобы доказать свою необходимость.

Интересно, что Г. Павловский увидел в механизмах современной России эскалацию страхов: «Кинотеатр эскалаций я бы не называл пиаром. Проще говоря, это подделка реальности. Еще в советской системе родился блок идеологической подделки реальности. Он воспитал те кадры некомпетентных идиотов, которыми насыщены наши элитные круги по сей день. Теперь реальность подделывают не идеологически, не доктринально, как в советской системе, а хаотически. Вчера сбили самолет, а сегодня вы узнаете, что был геноцид армян, а еще через неделю будет уголовное наказание за его отрицание. Это жизнь в поддельных декорациях. Часть из них реалистична, но ты не знаешь, какая именно, и всех это сильно дезориентирует».

Или такое высказывание из другого интервью: «Грядущие катастрофы –алиби сегодняшней пассивности. Прогнозы в Системе, изгнавшей будущее в роли конструктивного элемента политики государства, выглядят как апокалипсисы,маленькие и большие. На фоне вымышленных катастроф даже малокомпетентная бюрократия видится подарком небес. Общество дегустирует катастрофические сцены: что будет после того, когда случится наихудшее (вариант – наилучшее), – «хозяин выйдет»?»

Более того, С. Кордонский выстроил структуру государства, отталкиваясь от типов угроз: «Саму структуру государства можно рассматривать как объективацию неких практических представлений об угрозах, как организационное оформление результатов их прикладной классификации. Так, существование природных угроз в структуре государства отражено в наличии специальных ведомств –министерств и служб, занимающихся нейтрализацией последствий природных явлений, а военные угрозы нейтрализуют структуры, относящиеся к военной организации государства. Ресурсное государство можно представить как совокупность служб, созданных для нейтрализации угроз, а количество ресурсов, осваиваемых этими службами, –как результат государственного ранжирования угроз: чемстрашнее угроза, тем больше ресурсов должно выделяться соответствующей службе».(См. также тут и тут). Причем на новые угрозы государство может реагировать только как на старые, по-другому оно не умеет делать.

Г. Павловский, вероятно, гиперболизирует, говоря, что «в основе этой власти – катастрофа. Если посмотреть, посчитать все доходы, то окажется, что значительная часть ее финансовой базы состоит из поступлений от катастроф. Это добавленная прибыль, добавленная стоимость, полученная за счет волатильности рынка или поведения масс, связанных с катастрофами».

Угрозы можно трактовать как врагов нечеловеческой природы, которые, к тому же, несут более существенные последствия. Правда, угрозы потенциальны, а враги активированы, поскольку спецслужбы должны действовать и днем и ночью. Без врагов и спецслужбы остаются без работы. А без спецслужб не останется и власти.

Автор — доктор філологічних наук, професор, експерт з інформаційної політики та комунікаційних технологій. Був завідувачем кафедри інформаційної політики Національної академії державного управління при Президентові України, заслужений журналіст України. Автор численних книг з питань комунікаційних технологій.

Источник: Media Sapiens
http://hvylya.net/analytics/society/geo ... andyi.html
Георгий Почепцов: Враг как важный элемент системы пропаганды
Георгий Почепцов

Общество нуждается не только в героях, но и врагах. Это позволяет рисовать траекторию движения населения, которое само находится между полюсами «друг» и «враг». Пример довоенного СССР ярко демонстрирует потребность государства во врагах, благодаря чему можно вводить не только мобилизационную экономику, но и политику, объясняя все провалы действиями реальных или мифических врагов. А если враг уже внедрен в массовое сознание, он с неизбежностью будет встречаться и наяву.

Автор книги «Лица врагов» С. Кин так объясняет важность темы отображения врагов: «По тому, как мы изображаем кого-либо, в большой степени зависит то, как мы будем реагировать на это лицо или на этого врага». То есть и здесь коммуникация, а не реальность начинают предопределять наше сознание.

В университете Портленда читают небольшой курс по созданию врагов и последствиям этого. Все это делается в рамках программы в области конфликтологии. Враг проникает, как видим, даже в науку, становясь базовым элементом теории.

Однотипно его сила проявляется и в жизни. Политическим психологам известно, что в ситуации существования врага происходит объединение нации вокруг сильного лидера. Именно так, как считается, были проведены вторые выборы Буша, ради которых развязали войну в Ираке, обеспечив тем самым требуемые условия для победы. Об этом говорит Д. Уестен в своей книге «Политический мозг» [Westen D. The political brain. The role of emotion in deciding the fate of the nation. — New York, 2008]. Кстати, и Сталин был нужен, когда создавал вокруг страны кольцо врагов, поэтому число его внешних и внутренних врагов было бесконечным.

Главной идеей Уестена в его книге является следующее: в политике играет роль только эмоциональное. Кстати, после успеха книги он сразу сделал фирму (ее сайт –www.westenstrategies.com). В интервью Washington Post Уестен говорит: «Есть несколько вещей, которые мы знаем о мозге и которые заставляют изменить наши представления о политике. Если вы понимаете, что мы получили способность чувствовать задолго до того, как мы пришли к способности думать, вместо того чтобы бомбардировать людей фактами (а это стандартный демократический способ разговора с избирателями), вы должны говорить с людьми языком базовых ценностей и забот».

Кстати, его статья в газетеGuardian названа «Голосуя своими сердцами». А в статье в Washington Post он описывает «решетку сообщений» для президентской кампании. В ней есть четыре сектора. В первых двух – позитивные рассказы кандидатов о себе, во вторых двух – их же негативные рассказы о своем сопернике. Иногда один сектор может доминировать во всей кампании, когда, например, позиции кандидатов сильны или слабы в экономике (см. также попытку использования функциональногомагнитного резонанса для исследования политической коммуникации).

Враг по сути тоже является порождением эмоционального. Тем более он нужен в сцепке с мифологемой героя. Если сильный враг был побежден, то это только возвеличивает героя. Слабый враг дает в результате и слабого героя. Поэтому Сталин, к примеру, преувеличивал силу своих врагов еще и тем, что врагов внутренних приписывал к работе на врагов внешних. А это самое серьезное противопоставление. «Оскал американского империализма» в том или ином виде никогда не сходил со страниц печати.

У Кина есть интересное замечание по поводу изображения врагов во время Второй мировой войны. В изображении немцев различали хорошего немца и нациста. Такого различия не делалось в случае японцев, поскольку изображение было скорее расистским, чем политическим. После войны в связи с этим с немцами было легче, чем с японцами, поскольку у них уже заранее предполагалось наличие хороших.

О своей книге он говорит: «Вместо фокусировки на оружии и стратегии она рассматривает непосредственно наши идеи о врагах: как мы видим врагов, почему мы дегуманизируем их, что происходит с нами, когда мы показываем себя героями, а их монстрами, недочеловеками и представителями зла».

Сегодня изучение киберпространства заставляет по-новому изучать врага. Это связано с тем, что теперь облегчен доступ к чужим текстам, и каждый может столкнуться с ними. Комменты вообще открыли новую страницу в поливании других грязью, но это уже другой тип врага, который закрыт анонимностью.

Теперь уже и представители киберпространства заговорили о врагах:«Портретирование “другого”, то есть врага, с помощью пропаганды является методом, при котором негативные месседжи постоянно запоминаются. Тем самым формируются группы, где фиксируются представления и ожидания, а также возникают законы, диктующие, как портретируется враг. Если это восприятие врага сформировано, то это добавляет мотивацию для атаки. […] Язык используемой во Второй мировой войне пропаганды состоял из ментальных месседжей “мы” против “них”, таких, как “коммунистический медведь”,“нацистская свинья” и “собака капитализма”» [Minei E., Matusitz J. Cyberspace as a new arena for terroristic propaganda: an updated examination].

В мирное время главным источником поставки на рынок врагов является массовая культура (см. анализ американского кино в плане врагов тут, и тут). Массовая культура не только проникает к каждому, но и дает свои образы вне сопротивления аудитории, поскольку они проходят на уровне фона. Это мягкая сила (Дж. Най), которая не встречает сопротивления.

У врага есть интересная особенность: он всегда приходит из прошлого. Например, Л. Гудков высказывается так: «Враги были всегда, это чрезвычайно важно, это даже изобретение не советского времени, а досоветского. Это комплекс «догоняющей модернизации», поэтому он существовал в русской традиции: формирование националистического сознания через неприязненное отношение к Англии, Франции, Германии. Это очень устойчивая линия, которая проходит сквозь вторую половину XIX века и весь ХХ век. В советское время к этому добавились еще «классовые враги» и, соответственно, их персонификация в виде внешнего враждебного окружения, тут самые разные фигуры были. Поэтому основа и язык, вся парадигма мышления и выражения этого внешнего врага, кстати, как и внутреннего, была заложена, воспроизводилась и воспроизводится до сих пор. Такой риторический опыт очень значим, потому что он воспроизводится всемиинститутами: и властью, и школой, и армией, и политиками. Это очень давняя вещь».

Враг не менее системен, чем герой. Герой усиливает врага, а враг усиливает героя. Герой не может существовать без врага, как и враг без героя. Враги хорошо активируют все нужные примитивные чувства, включая стремление сгруппироваться вокруг сильного лидера.

Умберто Эко показал системный характер врага очень четко: «Иметь врага важно не только для определения собственной идентичности, но еще и для того, чтобы был повод испытать нашу систему ценностей и продемонстрировать их окружающим. Так что, когда врага нет, его следует сотворить. Все видели широту и гибкость, с которыми веронские нацисты-скинхеды принимали к себе во враги любого, кто не принадлежал к их группе, – именно для того, чтобы обозначить себя как группу. И самое интересное в этом случае не то, с какой непринужденностью они обнаруживали врага, а сам процесс его сотворения и демонизации» [Эко У. Сотвори себе врага. – М., 2012].

И еще: «Наилучший другой – это чужеземец. Уже на римских барельефах варвары предстают бородачами с приплюснутыми носами, да и само это название – «варвар», очевидно, намекает на ущербность языка и, следовательно, мышления. И, тем не менее, с самых давних пор врагов творили не столько из тех чужаков, которые действительно несут нам непосредственную угрозу (как те же варвары), сколько из тех, кого выгодно кому-то представить таковыми, хотя открыто они не угрожают, так что не столько исходящая от них угроза заставляет увидеть их отличие от нас, сколько само отличие делается угрожающим». Как видим, все время проскакивает не столько реальное столкновение с врагом, сколькосоциальное конструирование врага, определенная нужда во враге. Враг нужен как определенное антизеркало. Чтобы увидеть себя, надо смотреть на врага.

В другой своей работе Умберто Эко рассуждает о границе между римлянами и «другими». Он говорит, что идеология Pax Romana лежала в точном определении границ. Когда приходит время, и четкие границы исчезают, варвары захватывают Рим. То есть «другой» возможен и не страшен при наличии четкой границы. Но реальный контакт с ним ведет к гибели.

Кстати, и конспирология приводит к нам в дом скрытых врагов. Именно они прячутся за основными событиями нашего мира. Враг, который вписан в такую конспирологическую цепочку, возвращает миру целостность. Мир с врагом становится более понятным, удаляясь хотя бы на шаг от хаоса.

Конспирологическое мышление определяется как модель рассуждений о мире, в которой заговор является доминирующим элементом объяснения. Выделяется четыре базовых конспирологических элемента: определенное число действующих лиц объединяется (1) в секретном соглашении (2) для достижения скрытых целей (3), которые воспринимаются как незаконные или злонамеренные (4).

Новых героев и врагов приводят в дом и видеоигры. П. Молино, ведущий европейский создатель видеоигр, который считается создателем направления «игры в Бога», когда игрок получает права, равные Богу, в своем пространстве, говорит о типаже героя [Rose F. The art of immersion. How the digital generation is remaking Hollywood, Madison Avenue, and the way we tell stories. — New York — London, 2012, р. 276]: «Джеймс Бонд, Том Круз –характер такого героя замкнут в конкретике. Он должен полюбить кого-то, они должны закончить в постели, он никогда не говорит под пытками. Единственным элементом удивления становится то, что он может оказаться навершине скалы или под водой. Но это прекрасно, поскольку у нас есть шаблон героя и с ним можно экспериментировать».

Доктор Хассабис, нейропсихолог, исследующий игры, говорит:«Причина, по которой видеоигры эволюционировали в направлении “стрелялок” таковы. Вам не надо разговаривать. Вам не надо выказывать свои эмоции. Вам только нужно застрелить их». Как видим, враг не требует сочувствия или понимания, нам нужно только застрелить его, чтобы восстановить справедливость, мир.

Как это ни парадоксально, но враг только усиливает героя. Сила героя пропорциональна силе врага. У советских трудовых героев (Паша Ангелина, Стаханов) героизм выражался в увеличении трудовых норм: чем выше был их результат, тем он был выше,. Поскольку речь идет о победе, хотя и трудовой, то здесь «враг» выступает в условной форме.

Как видим, враг и зло включены в структуру нашего мышления. Любой сюжет литературного произведения требует наличия противника, в другом случае сюжет не может быть построен, в нем не будет движения. Красной Шапочке всегда будет нужен Волк для развития сюжета. Если Красная Шапочка будет просто собирать цветочки, действие завершится на первой же странице.

Это враги индивидуальные. Враги государства позволяют выстраивать мощные системы защиты и нападения. Благодаря врагам человечество поднялось в космос, придумало компьютер, изобрело интернет, поскольку все это придумано, чтобы победить своих врагов. Враг в этом случае выступает как ускоритель прогресса. Когда враг в виде Советского Союза ушел, прогресс замедлился. Сегодня человечество живет новинками, созданными в шестидесятые годы. Технологических рывков, подобных тем, что были в прошлом веке, пока не видно на горизонте.

Сегодняшняя глобализация принялась рьяно стирать в мире границы врагов, но 11 сентября вернуло все на свои места. Пустое место врага после исчезновения Советского Союза наконец было заполнено новым врагом. При этом радикальный ислам и сам активно играет во врага, видимо, и ему для поддержания своей системности обязательно нужен враг для того, чтобы доказать свою необходимость.

Интересно, что Г. Павловский увидел в механизмах современной России эскалацию страхов: «Кинотеатр эскалаций я бы не называл пиаром. Проще говоря, это подделка реальности. Еще в советской системе родился блок идеологической подделки реальности. Он воспитал те кадры некомпетентных идиотов, которыми насыщены наши элитные круги по сей день. Теперь реальность подделывают не идеологически, не доктринально, как в советской системе, а хаотически. Вчера сбили самолет, а сегодня вы узнаете, что был геноцид армян, а еще через неделю будет уголовное наказание за его отрицание. Это жизнь в поддельных декорациях. Часть из них реалистична, но ты не знаешь, какая именно, и всех это сильно дезориентирует».

Или такое высказывание из другого интервью: «Грядущие катастрофы –алиби сегодняшней пассивности. Прогнозы в Системе, изгнавшей будущее в роли конструктивного элемента политики государства, выглядят как апокалипсисы,маленькие и большие. На фоне вымышленных катастроф даже малокомпетентная бюрократия видится подарком небес. Общество дегустирует катастрофические сцены: что будет после того, когда случится наихудшее (вариант – наилучшее), – «хозяин выйдет»?»

Более того, С. Кордонский выстроил структуру государства, отталкиваясь от типов угроз: «Саму структуру государства можно рассматривать как объективацию неких практических представлений об угрозах, как организационное оформление результатов их прикладной классификации. Так, существование природных угроз в структуре государства отражено в наличии специальных ведомств –министерств и служб, занимающихся нейтрализацией последствий природных явлений, а военные угрозы нейтрализуют структуры, относящиеся к военной организации государства. Ресурсное государство можно представить как совокупность служб, созданных для нейтрализации угроз, а количество ресурсов, осваиваемых этими службами, –как результат государственного ранжирования угроз: чемстрашнее угроза, тем больше ресурсов должно выделяться соответствующей службе».(См. также тут и тут). Причем на новые угрозы государство может реагировать только как на старые, по-другому оно не умеет делать.

Г. Павловский, вероятно, гиперболизирует, говоря, что «в основе этой власти – катастрофа. Если посмотреть, посчитать все доходы, то окажется, что значительная часть ее финансовой базы состоит из поступлений от катастроф. Это добавленная прибыль, добавленная стоимость, полученная за счет волатильности рынка или поведения масс, связанных с катастрофами».

Угрозы можно трактовать как врагов нечеловеческой природы, которые, к тому же, несут более существенные последствия. Правда, угрозы потенциальны, а враги активированы, поскольку спецслужбы должны действовать и днем и ночью. Без врагов и спецслужбы остаются без работы. А без спецслужб не останется и власти.

Автор — доктор філологічних наук, професор, експерт з інформаційної політики та комунікаційних технологій. Був завідувачем кафедри інформаційної політики Національної академії державного управління при Президентові України, заслужений журналіст України. Автор численних книг з питань комунікаційних технологій.

Источник: Media Sapiens
http://hvylya.net/analytics/society/geo ... andyi.html
God Save the King

Аватара пользователя
Варяг
Старожил форума
Сообщения: 7072
Зарегистрирован: 31 окт 2014, 21:08
Откуда: Асгард

Re: Множественная правда Мнение Георгия Почепцова

Сообщение Варяг » 02 сен 2017, 11:26

Коммуникативные технологии, работая с мозгами, трансформируют и сотрясают наш мир
Георгий Почепцов, для "Хвилі"

Мы видим, как на наших глазах рушится доминирование материального компонента над нематериальным. Это, например, мягкая сила Дж. Ная против жесткой силы, которая уступает свои позиции. К мягкой силе Америки он относил Голливуд, Гарвард и подобные вещи, которые привлекают человека, а не принуждают, как это имеет место в случае жесткой силы [1]. Совершенно понятно, что когда применение жесткой силы, а она может быть только в физическом пространстве, ограничено, воздействие переходит в информационное и виртуальное пространства, где как раз и будет действовать мягкая сила. Ее главной характеристикой является то, что никто не воспринимает ее как силу. Но одновременно Голливуд называет министерством мечты для всего мира.

Управляя мечтами, можно вести мир вперед, а можно задерживать его на месте. Никто не знает будущего, кроме тех, кто вырывается вперед, успевая там осмотреться. И из будущего попавшие туда начинают торговать с нами товарами, которые мы неспособны производить.

Д. Макклоски считает, что объяснить современный мир на основании материальных факторов невозможно, хотя эта тенденция доминирует со времен Маркса [2 — 3]. Его/ее книги, а в ходе жизни он изменил свой пол, несут в своих заглавиях странное сочетание — «риторика экономики». Под риторикой она понимает средства убеждения, но не принуждения. Она считает, что инновации после 1700 или 1800 гг. пришли с помощью идей. Это все страны северо-запада, а в числе одного из источников идей он отмечает появление возможности чтения. Либеральные идеи создали экономику, которая позволила достичь богатства. Но все это базируется на новом понимании человека как свободного существа с чувством собственного достоинства.

Не будем забывать при этом, что человек это часть системы, а это значит, что речь идет о возникновении новой системы государства, отталкивающейся от понятия свободного человека. Это более сложная для управления с точки зрения государства система, поскольку по известному из кибернетики правилу: субъект управления должен обладать не меньшим разнообразием, чем объект управления. Говоря проще, чтобы дать больше свободы внизу, надо иметь больше мозгов наверху. С последним требованием постсоветское пространство традиционно запаздывает.

Маклоски пишет о трансформации того прошлого типа общества: «Расчетливость не является единственной добродетелью инновационного общества. Люди, не вспоминая траву, бактерии или крыс, всегда были расчетливы, и всегда среди них были жадные люди, не желавшие сбалансировать расчетливость с другими качествами. Что изменилось около 1700 года, так это оценка экономических и интеллектуальных новинок внутри системы добродетелей» [2]. Кстати, слово «либеральный» она понимает как «посвященный свободе, особенно политической и экономической свободе» (см. ее сайт — deirdremccloskey.org).

Она считает, что главным вопросом является то, как экономистам удалось убедить других и весь мир [4]. Она подчеркивает, что экономика использует не только факты и логику, но и метафоры и рассказ [5]. Рынок был, по ее мнению, уже во времена, когда люди жили в пещерах, поскольку конкретные вещи находят далеко от места их производства [6].

Один из ее текстов называется «Антиматериалистический проект буржуазной эры» [7]. Здесь она акцентирует то, что индустриальная революция приходит от нового понимания достоинства и свободы. Она напишет здесь: «Если экономические и материальные причины, которые обычно предлагаются как объяснения промышленной революции, оказываются слабыми, остается эффект другого предшественника — риторических изменений. Если инвестиции и торговля не могут сделать этого, возможно, смогут типы говорения. Существенным оставшимся предшественником, как я утверждаю, было риторическое изменение в районе 1700 г., касавшееся рынков, инновация и буржуазии. Это было просто изменение в разговорах о достоинстве и свободе. Но оно было исторически уникальным и экономически мощным. Оно подняло волну».

Нам приходится соглашаться с предложенными аргументами, поскольку постсоветское пространство является ярким примером противоположного подхода. Средний класс никак не возникнет, большая часть населения является зависимым от государства и финансово и в любом другом отношении. Как следствие, созданная среда слабо порождает инновации, которые в принципе не интересуют олигархов, поскольку они эксплуатируют старые советские предприятия.

Суммарная критика экономики в ее словах звучит следующим способом: «Не очень приятной характеристикой экономики сегодняшнего дня является то, что она игнорирует язык в экономике. Если сказать по другому, то экономика игнорирует гуманитарные науки, такие, как философия и литература, а также близкие социальные науки, такие, как культурная антропология и история, это означает, что она игнорирует изучение человеческого значения» [8].

В подтверждение или в расширение приведенной выше модели можно вспомнить идеи нашумевшей книги Г. Кларка «Прощай подаяние. Краткая экономическая история мира» [9 — 10]. Он написал книгу, опираясь на анализ завещаний британцев времен промышленной революции. А один из выводов его книги был таков: не индустриальная революция привела к трансформации мозгов, а наоборот, постепенно свершившаяся трансформация мозгов породила промышленную революцию. Британцы в этот период стали уделять больше внимания своим детям, в результате чего повысилась их выживаемость, образованию, гигиене и другим проявлениям нашей современности в том далеком прошлом. Дети богатых выживали лучше и передавали дальше свои биологические и культурные характеристики для более широкого распространения.

Кларк считает, что древний Вавилон уже 2000 лет до нашей эры имел экономику, похожую на британскую в 1800 году. Однако нужны были культурные и, возможно, генетические изменения (правда, за его гипотезу о «гене капитализма» [11 — 13] его критиковали [14]). Кларк считал, что с 1250 г. шло накопление этих характеристик у детей богатых, у которых было больше потомства и оно лучше выживало. То есть речь идет о биологической передаче социальных характеристик. В том числе богатые имел больше выживших детей. Если человек оставлял в наследство 9 фунтов, то у него было в среднем двое детей, если — 1000, то детей было четверо.

После критики Кларк выпустил еще одно исследование, основанное на анализе фамилий, где он на этой базе показал низкий уровень социальной мобильности в обществе [15 — 18]. Человек оставался на протяжении веков в той же социальной нише, в которой были его далекие предки. При рождении ваше будущее полностью предсказывается вашей семейной историей. Даже в Китае, где элита была уничтожена в революции 1949 г., ее представители вновь возникают в числе правительственных чиновников, университетских профессоров и студентов престижных университетов. Это подтверждает исходную гипотезу Кларка, что позитивный тип поведения передается по наследству.

Все вышесказанное подсказывает нам, что именно коммуникации были в числе создателей современного мира и его экономики, поскольку он базируется на ином понимании человека, которого в прошлых обществах не было. Свободный человек имеет большее количество вариантов поведения. Тоталитарное государство как другой полюс, наоборот, резко ограничивает эту вариантность, жестко наказывая за отклонения.

Главной характеристикой коммуникативных технологий является принципиальное расширение многообразие в результате ее применения. Антикоммуникативные технологии, если принять такое условное обозначение, наоборот, порождают в результате сужение разнообразия. Это, конечно, в первую очередь касается пропаганды, поскольку она направлена не столько на продвижение своего взгляда на мир, сколько на блокирование чужого. Своя пропаганда в принципе вырастает как бы в ответ на существование чужой.

Коммуникативные технологии программировали не только массовое сознание, но и индивидуальное. На этом строится воздействие не только рекламы и паблик рилейшнз, но и кино и телесериалов, литературы и СМИ. Нарративы, лежащие в основе их сообщений, программируют поведение человека, создавая его модель мира, где четко очерчены типы друзей и врагов.

Отдельные личности строят свою биографии, включаясь в работу в тех или иных коммуникативных технологиях. Например, многие будущие знаменитости принимали участие в сфере военных коммуникаций. Пропаганда — это гораздо более жесткий тип коммуникации, чем обычная художественная литература. Поэтому пропагандистская работа могла раскрывать способности для будущего «мирного» письма.

Многие известные имена прошли сквозь «школу» коммуникативных технологий. А. Милн, автор Винни-Пуха, и еще двадцать других писателей писали тексты для пропаганды в первую мировую войну [19 — 20]. Все они работали в военном ведомстве. Это было подразделение в рамках военной разведки, носившее наименование MI-7B, созданное в 1916 году. Интересно, что документы об этом подразделении случайно были найдены уже в наше время [21 — 22]. Милн тогда был драматургом, а его книга о Винни-Пухе вышла только в 1926 г.

Другая группа писателей работала под эгидой МИДа. Это было Бюро военной пропаганды. Тут оказались задействованными достаточно серьезные имена: Конан Дойль, Голсуорси, Киплинг, Уэллс [23]. Гитлер считал, что Германия проиграла первую мировую из-за пропаганды. Поэтому когда Британия закрыла свои пропагандистские структуры после войны, Гитлер, наоборот, придя к власти, выстроил свою пропаганду по аналогии с британской, которой восхищался [24].

Э. Бернейс, «отец» паблик рилейшнз, работал в известном комитете Криля, также занимаясь пропагандой в это же время. Даже паблик рилейшнз для него была просто новым типом пропаганды, и об этой новой пропаганда он и выпустил свою книгу «Пропаганда» [25]. Известный авто и иллюстратор, знакомый каждому американскому ребенку, Др. Зюсс во время второй войны создавал политические карикатуры и плакаты [26 — 27].

Астрид Линдгрен, автор многих детских сказок, начиная с «Пеппи Длинныйчулок» работала во время второй мировой войны цензором, читающим переписку граждан [28]. Технология цензуры фиксирует населения исключительно на разрешенных типах текстов. Если она еще допустима во времена войны, то в мирное время может тормозить развитие страны, лишая население разнообразия. Исследователи цензуры даже пишут так: «Критика власти – неизбежный элемент современной культуры» [29]. К сожалению, власть не хочет этого понимать.

Есть множество свидетельств того, как массовое сознание сознательно обманывают, причем это делается даже в самых демократических государствах. Например, в связи с бумом в отношении здоровой еды частыми стали опровержения прошлых рекомендаций врачей как недостоверные [30 — 33]. Ученые получали деньги, чтобы выдавать нужные рекомендации. И сегодня мир получает уже противоположную информацию о не такой «страшной» роли сахара или нормального молока и сливочного масла в нашей жизни.

Можно увидеть интересную зависимость поколений от доминирующего на тот момент средства коммуникации. Сегодняшнее поколение Интернета существенно отличается от поколения книги по своим ценностным ориентирам, оно является более независимым от государства, чем это было раньше. Поколение телевидения по сути уничтожило СССР, поскольку власть, в другую эпоху вещавшая со страниц газет, стала видимой в эпоху телевидения. Шамкающий Брежнев никак не производил впечатление эффективной власти.

Медийные технологии сыграли в истории человечества важную роль. Они каждый раз переводят его на более высокий уровень развития, причем пытаются это сделать не с избранными, а сразу со многими. Всемирный банк показал это в своем отчете за 2016 год, рассказав, как дигитальные технологии помогают экономическому развитию стран [34]. Новая коммуникативная технология активно переводит страны на новые ступени развития.

Исследовательский центр Censis увидел причины сотрясений западной демократии в интернете и новых медиа: «Безразличие, популизм, бунт против элит, свержение авторитетов, столкновения отцов и детей. Создается впечатление, будто все зависит от новых медиа, а все остальное накладывается на эту основу. Возможно, мы несколько преувеличиваем, приписывая интернету роль генератора общественных волнений, в то время как он служит лишь его усилителем» ([35], см. также обзор прогнозирования будущего события на основании мнений в соцсети [36]). По поводу британского голосования по выходу из ЕС Censis отмечает следующий парадокс: молодежь активно в соцсетях выступала против, но сама на выборы не явилась.

Американская социологическая структура Pew Research Center видит, что большинство взрослого населения Америки получает новости из социальных медиа [37 — 39]. По этой причине издатели расширяет свое присутствие в них. Почти две трети (65% от 60 миллиардов долларов) дигитальной рекламы идет пяти техническим компаниям — Google, Facebook, Yahoo, Microsoft and Twitter. То есть развитие техническое имеет серьезные финансовые основания.

При этом даже самые демократические страны время от времени получают обвинения в манипуляции информации. Например, в октябре 2016 г. прозвучали обвинения в адрес известной ПР-фирмы Bell Pottinger, что она получила от Пентагона 540 миллионов долларов для создания сценариев мыльных опер, съемок для местных арабских новостных сетей и даже распространения видео повстанцев, чтобы отслеживать тех, кто будет это смотреть [40 — 42]. Это было в 2007 — 2011 гг. в Ираке, для чего использовалось триста британских и иракских сотрудников.

Они производили три вида продукции. Во-первых, это был тип телевизионной рекламы, изображавший Аль Каиду негативно. Во-вторых, это теленовости, создаваемые якобы арабскими станциями, поскольку они озвучивались по-арабски. В-третьих, они создавали фальшивые ролики от имени Аль Каиды.

Сегодня в принципе идет мощная индустриальная коррекция информационного пространства как в случае войны или президентских выборов, что может быть объяснено чрезвычайностью ситуации, так и в текущей политической борьбе с оппонентами (см., например, обзор известных ПР-фирм, работающих на «отбеливание» нехороших режимов [43]). Сильные государства одновременно являются сильными и коммуникативно, являясь способными навязывать нужную точку зрения как своему населению, так и чужому. Но делают они это сегодня не с помощью новостей, а благодаря телесериалам, видеоиграм и бестселлерам, то есть принципиально в виртуальном пространстве.

Практически вся холодная война, будучи информационно-виртуальная, строилась на искусственном усилении того или иного информационно-виртуального продукта, чтобы нарушить баланс в свою пользу. Это и роль ЦРУ в получении Нобелевской премии Борисом Пастернаком [44 — 48] или в продвижении абстрактного искусства в мире [49 — 50]. В последнем случае аргументация была такой. Абстрактное искусство выступало как доказательство креативности, интеллектуальной свободы и культурной силы Америки. В этом плане Хрущев, который громил абстракционистов, наоборот, весьма серьезно помогал своим противникам. Тем более советскому человеку хорошо было известно, раз критикуют, значит, надо читать и смотреть.

Современные средства коммуникации позволяют влиять на читателя/зрителя со множества сторон — видео, аудио, печатно. Никто не может уклониться от этой информации. Сегодня в мире наблюдается переизбыток информации, обусловленный резко возросшими возможностями по ее производству и распространению. И уже в этом море информации обычному человеку практически невозможно разобраться, что есть правда, а что нет.

Возникновение книг и чтение воспитали новые поколения, которые построили новую экономику, поскольку породили средний класс, который был независим от государства. Газеты и радио времен тоталитаризма попытались вновь загнать эти новые разбуженные свойства под колпак. Но результат применения этих новых технологий для того, чтобы заставить людей жить в прошлом, был печальным. Там, где этого не делали, экономика росла, а Германия и СССР уничтожили сами себя.

Коммуникация оказалась в центре социального строительства. Новый человек и новые типы государств были построены именно таким путем. Здесь недостаточно переименовать первого секретаря в президента, сохранив ту же степень зависимости низов от верхов. Работающая экономика появится на постсоветском пространстве только с приходом нового свободного человека, который и сформирует средний класс. Пока главным мотором современности остается сбор налогов, экономическая система будет стоять на месте.

Выбор того или иного слова всегда определял дальнейшее наше поведение по отношению к описываемому объекту. Вот мнение известного кинокритика по поводу выбора определенных слов для обозначения нашей действительности: «Дондурей подчеркнул, что в российской политике нет понятия «администрация президента», как в политических системах некоторых других стран. Это связано с тем, что у администраций есть срок правления. В России таких сроков нет, поэтому вместо понятия «администрация» используется понятие «власть». Здесь, отметил Дондурей, много понятийных тонкостей. Например, это касается функций государства. Оно судит, учит, управляет, а кроме того, выполняет символические функции. Государство – это наша «культура» и «отчизна». Но так как власть – это тоже государство, то получается, что власть – это отчизна. Эти тонкости входят в программирование отношений» [51].

Можно вспомнить также анализ, который делал Дж. Лакофф в отношении термина «война с террором», подчеркивая во многих своих работах, что террор это способ действия, с которым не может быть войны. Зато такое употребление делает войну бесконечной, поскольку, например, оккупация имела бы конец. Он пишет в одной из своих статей: «Абстрактное существительное «террор» называет не страну или народ, но эмоцию и действия, которые ее создают. «Война с террором» может быть только метафорической. Террор нельзя уничтожить оружием или подписанием мирного договора. Война с террором не имеет конца. Президентские военные полномочия не имеют конца. Необходимость в Патриотическом акте не имеет конца» ([52], см. также [53]). Анализ идеологем советского времени проделал Г. Гусейнов [54 — 58]. Чем время жестче, тем болезненнее воспринимаются любые отклонения. В. Беньямин писал о Москве 26 г.: «Величайшее внимание в России обращается на четко — до мельчайших нюансов — определенную политическую позицию. В Германии достаточно лишь в общих чертах обозначить политическую ориентацию» [59].

На постсоветском пространстве вновь возрастает роль подобных медиа-менеджеров, которые управляют словами и образами, чтобы с помощью них управлять мышлением людей. Можно назвать это возрождением советской традиции, когда когорта комментаторов успешно рассказывала нам, как бесконечно долго загнивает Запад, начиная от В. Зорина [60], А. Бовина [61], Г. Боровика. О них даже писали диссертации с темой «Типология творческих установок публицистов-международников (советские американисты 1980-х годов)» [62]. Все население тогда сидело у телевизоров, не имея другой возможности увидеть другие страны.

Интересно, что сегодня ситуация повторяется, хотя и на новом уровне, учитывающем существование Интернета. Д. Киселев или В. Соловьев становятся властителями дум, как это было в прошлом с журналистами-международниками. К примеру, Д. Быков в своей книге «На пустом месте» отдельные очерки посвящает В. Соловьеву и К. Эрнсту [63]. И хоть анализ этот проникнут негативом и критикой, все равно это пик их славы. Об одной из телепрограмм Д. Быков напишет: «»К барьеру!» — программа, в которой содержательный момент всех этих политических дискуссий давно уже ничего не значит. У нас невозможна сейчас аналитическая программа, где все то же самое излагалось бы спокойно. У нас обо всех проблемах Отечества можно сегодня только орать, брызгая слюной, — то есть преподносить их в заведомо клоунской форме. И тогда — ничего страшного, валяйте».

Успех подобных программ, вероятно, берет свое начало в сегодняшнем усложнении нашего мира, для понимания которого нужны подсказки, которые и раздает телевидение. Несомненно, что телевидение будет делать это эмоционально, потому что это не только лучше воспринимается, но и привлекает телезрителя. А это в идеологически-коммерческом варианте телевидения всегда будет важно.

Г. Ревзин в своих заметках о выставке фотографий Г. Боровика высказал мнение, которое легко переносится на современность, что говорит об определенном повторе пропагандистского пика в журналистике (кстати, и тогда и сейчас все они оказались антиамериканистами): «Они все — образованные, все с языками, все умеют подойти к собеседнику, разговорить его, понять характер, передать образ, все умеют сочувствовать и передать сострадание, и все какие-то на редкость одинаковые. Они все играли на Западе роль свободных интеллектуалов, широко мыслящих людей, искренних гуманистов, и каждый по отдельности такой и был, но как бы не совсем сам таким стал. Такое ощущение, что вот где-то было учебное заведение, которое выпускало людей по специальности «Свободный интеллектуал со знанием иностранных языков», и еще регулярные курсы повышения квалификации, на которых сообщалось, какую линию сегодня должны проводить свободные интеллектуалы. Эренбург был уникален, а здесь — ощущение изделия пусть и очень высокой пробы, но все же полученного каким-то другим путем. Как бы каждый по отдельности — интеллектуал, гуманист, умница и мастер слова, а когда смотришь подряд, то видишь продукты серийного производства. Как бы и интеллектуал, и немного имитационная модель интеллектуала» [64].

Описывая Америку тогда, они создали наше сегодня. Биполярный мир существовал в прошлом в физическом, информационном и виртуальном пространствах. Сегодня такая биполярность дефектна в физическом пространстве, где присутствует тенденция к монополярности, что заставляет резко усиливать образы биполярности в информационном и виртуальном пространствах. Сегодняшняя журналистика уже не находится в чисто информационном пространстве, ее пропагандистский характер выталкивает ее на просторы виртуальности, где журналистика «братается» с мыльными операми и телесериалами. Здесь со стены можно снять запыленные портреты «врагов», которые, как оказалось, никогда не стареют.

У того же Ревзина есть и такая фраза, которой он объясняет современную ситуацию: «В том, что блестящая плеяда журналистов-международников, так хорошо знавшая Запад и так мастерски его описывавшая, создала идеологию другого режима, сомневаться не приходится. В каком-то смысле в 2000-е годы к власти в России пришли верные зрители «Международной панорамы»».

Встраивание США как врага интересно еще и тем, что что Запад все равно остается моделью-эталоном при этом. Т. Москвина: «Там, на Западе, живут все боги, которым молятся многие телевизионные и кинопродюсеры, режиссеры и художники, артисты и литераторы. Там рисуют модели, по которым формировалось почти двадцать лет наше общество, наше телевидение, наша культура, наша мораль» [65]. Это ее текст 2008 г., в котором она подчеркивает, что у нового витка истории оказалось весьма слабое идеологическое и культурное обеспечение.

Если информационное пространство можно, условно говоря, строить с помощью бесконечной череды грузовиков с информацией, то пропаганда «вгрызается» в него с помощью бульдозеров, уничтожая любое альтернативное мнение своими фейками, насыщенными эмоциями. Любое другое мнение оказывается запрещенным, а когда его изредка подают, то лишь как пример самого глупого и неадекватного. Мир снова наполняется словами угроз.

Коммуникации используются как технологии стабилизации и технологии дестабилизации. Технологии стабилизации создали современные западные экономики и государства. С другой стороны, цветные революции являются технологиями дестабилизации. Они, например, практически полностью выстроены на коммуникативном инструментарии, активирующем в первую очередь эмоциональный компонент массового сознания, позволяющий увидеть во власти своего врага. Последнее их применение, приведшее к арабской весне, продемонстрировало их возможности и в мусульманской среде.

Употребление слов формирует вполне конкретные мысли и действия. Слова власти акцентируют модель мира власти. Употребляя их, население подпадает под действие этого продвигаемого властью мира. «Государство — это я» — так думают не только короли, но и целый класс чиновников. Разрушение такой модели — путь к построению нового государства.

Автор — известный специалист в области коммуникативных технологий, теоретик вопросов стратегии, информационных войн и маркетинга.

Литература

1. Nye J.S., Jr. Soft power. The means to success in world politics. — New York, 2004

2. McCloskey D. Bourgeois dignity: a revolution in rhetoric // http://www.cato-unbound.org/2010/10/04/ ... n-rhetoric

3. McCloskey D.N. The rhetoric of economics // Journal of economic literature. — 1983. — Vol. 21. — N 2

4. McCloskey D. N. Knowledge and persuasion in economics. — Cambridge, 2000

5. McCloskey D. The rhetoric of economics. — Madison, 1998

6. McCloskey D. Bourgeois dignity. Why economics can’t explain the modern world. — Chicago, 2010

7. McCloskey D. N. The anti-materialist project of «The Bourgeois Era» // mpra.ub.uni-muenchen.de/17411/

8. McCloskey D. N. Adam Smith did humanomics: so should we // deirdremccloskey.org

9. Clark G. A farewell to alms. A brief economic history of the world. — Princeton, 2007

10. Clark G. The industrial revolution // faculty.econ.ucdavis.edu/faculty/gclark/papers/HEG%20-%20final%20draft.pdf

11. Clark G. A genetic explanation of economic success // http://www.pbs.org/newshour/making-sens ... c-success/

12. 10 questions for Greg Clark // http://www.gnxp.com/blog/2007/08/10-que ... -clark.php

13. Wade N. What science says about race and genetics // time.com/91081/what-science-says-about-race-and-genetics/

14. Bowles S. Commentary jn Clark, Gregory, A Farewell to Alms: A Brief Economic History of the World (Princeton, 2007) // tuvalu.santafe.edu/~bowles/clark.pdf

15. Clark G. The son also rises. Surnames and the history of social mobility. — Princeton, 2014

16. Clark G.Social mobility barely exists exists but let’s not give up on equality // http://www.theguardian.com/commentisfre ... ss-society

17. Clark G. Your ancestors, your fate // opinionator.blogs.nytimes.com/2014/02/21/your-fate-thank-your-ancestors/?_r=0

18. Clark G. a.o. Surnames and social mobility: England 1230 — 2012 // http://www.lse.ac.uk/economicHistory/wo ... /WP181.pdf

19. Flood A. Winnie the Pooh author A. A. Milne was first world war propagandist // http://www.theguardian.com/books/2013/a ... propaganda

20. Quinn A. Book news: ‘Winnie-The-Pooh’ author wrote WWI propaganda // http://www.npr.org/sections/thetwo-way/ ... propaganda

21. Judd A. A. A. Milne may not have liked MI7, but propaganda played a vital wartime role // http://www.telegraph.co.uk/history/brit ... -role.html

22. Webb S. What would Pooh say? // http://www.dailymail.co.uk/news/article ... e-WW1.html

23. Wellington House // en.wikipedia.org/wiki/Wellington_House

24. The British propaganda campaign in World War I// world-information.org/wio/infostructure/100437611661/100438658408?opmode=contents

25. Bernays E. Propaganda. — Brooklyn, 2005

26. Popova M. Dr. Seus’s World War II political propaganda cartoons // http://www.brainpickings.org/2012/08/10 ... -cartoons/

27. Dr Seuss went to war // library.ucsd.edu/speccoll/dswenttowar/index.html

28. Буцко А. Астрид Линдгрен: Лучше всю оставшуюся жизнь я буду кричать «Хайль Гитлер!» // inosmi.ru/world/20151030/231104314.html

29. Чирскова И. М. «Тело власти»: цензура как феномен культуры // http://www.intelros.ru/pdf/isl_kult/201 ... va47-57.pd

30. Seife C. How the FDA manipulates the media // http://www.scientificamerican.com/artic ... the-media/

31. Domonoske C. 50 years ago, sugar industry quietly paid scientists to point blame at fat // http://www.npr.org/sections/thetwo-way/ ... ame-at-fat

32. Aubrey A. In ‘soda politics,’ big soda at crossroads of profit and public health // http://www.npr.org/sections/thesalt/201 ... lic-health

33. Boeschenstein N. How the food industry manipulates taste buds with ‘salt sugar fat’m// http://www.npr.org/sections/thesalt/201 ... -sugar-fat

34. Enabling digital development. How the internet promotes development // www-wds.worldbank.org/external/default/WDSContentServer/WDSP/IB/2016/01/13/090224b08405ea05/2_0/additional/310436360_20160263021502.pdf

35. Капоне Л. Безразличие, популизм и кризис элит — во всем виноват интернет! // inosmi.ru/social/20161003/237952003.html

36. Бершидский Л. Соцсети предскажут следующий Брексит // inosmi.ru/social/20160704/237059665.html

37. Mitchell A. a.o. State of the news media 2016 // http://www.journalism.org/2016/06/15/st ... edia-2016/

38. Barthel M. 5 key takeaways about the state of the news media 2016 // http://www.pewresearch.org/fact-tank/20 ... takeaways/

39. Matsa K.E. Network news: fact sheet // http://www.journalism.org/2016/06/15/ne ... act-sheet/

40. Black C. a.o. Pentagon paid for faked ‘Al Qaeda’ videos // http://www.thedailybeast.com/articles/2 ... ideos.html

41. British newspaper: local bulletins fabricated in Iraq funded by the Pentagon // iraqidinarchat.net/?p=44944

42. Stewart R. The US military gave Bell Pottinger $540m to run ‘covert’ Iraq war PR propoganda campaign // http://www.thedrum.com/news/2016/10/02/ ... a-campaign

43. Spin doctors to the autocrats: how European PR firms whitewash repressive regimes // corporateeurope.org/sites/default/files/20150120_spindoctors_mr.pdf

44. Толстой И. Отмытый роман Пастернака. «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ. — М., 2009

45. Шарый А. «Отмытый роман». История публикации «Доктора Живаго» // http://www.svoboda.org/a/479902.html

46. Басинский П. Чудо, заставшее врасплох // rg.ru/2015/02/10/nobel.html

47. Шепелин И. Спасибо ЦРУ за то, что публиковало Пастернака, спасая русскую культуру // slon.ru/russia/intervyu-spasibo-cia-1081515.xhtml

48. Толстой И. «Доктор Живаго» как спецоперация: все боьше точек над і // snob.ru/profile/25669/blog/74898

49. Saunders F. S. Modern art was CIA ‘weapon’ // http://www.independent.co.uk/news/world ... 78808.html

50. Sooke A. Was modern art a weapon of the CIA? // http://www.bbc.com/culture/story/201610 ... -of-the-ci

51. Сакоян А. Университет КГИ: «Рынок не разрушил советское сознание, а предложил его новую версию» // polit.ru/article/2016/09/09/dondurey/

52. Lakoff G. War on terror, rest in peace // http://www.alternet.org/story/23810/war ... t_in_peace

53. Lakoff G. Metaphors of power // http://www.press.uchicago.edu/sites/day ... akoff.html

54. Гусейнов Г. Д.С.П. Советские идеологемы в русском дискурсе 1990-х. — М., 2003

55. Гусейнов Г. Нулевые на кончике языка. Краткий путеводитель по русскому дискурсу — М., 2012

56. Гусейнов Г. Язык и травма освобождения // magazines.russ.ru/nlo/2008/94/gg14.html

57. Гусейнов Г. Идеологема «Расстрел» // magazines.russ.ru/oz/2002/3/2002_03_26.html

58. Гусейнов Г. Визиотип и война в дикурсе // polit.ru/article/2003/03/07/609912/

59. Беньямин В. Они делают каждый день изматывающим // kommersant.ru/doc/2900731

60. Братерский А. В его программах не было вранья // http://www.gazeta.ru/politics/2016/04/2 ... 0601.shtml#

61. Друг мой, я очень и очень Бовин // izvestia.ru/news/311934

62. Нестерова О.А. Типология творческих установок публицистов-международников (советские американисты 1980-х годов). — М., 1991 // cheloveknauka.com/tipologiya-tvorcheskih-ustanovok-publitsistov-mezhdunarodnikov-sovetskie-amerikanisty-80-h-godov

63. Быков Д. На пустом мест. — М., 2011

64. Ревзин Г. Имитация свободы // http://www.kommersant.ru/doc/1833055?fp=

65. Москвина Т. В русских проснулся дух воинственности // Москвина Т. Общая тетрадь. — М., 2009

http://hvylya.net/analytics/society/kom ... h-mir.html
God Save the King

Аватара пользователя
Варяг
Старожил форума
Сообщения: 7072
Зарегистрирован: 31 окт 2014, 21:08
Откуда: Асгард

Re: Множественная правда Мнение Георгия Почепцова

Сообщение Варяг » 02 сен 2017, 11:26

Георгий Почепцов: Коммуникативные технологии, описывая мир, активно создают его
Георгий Почепцов, для "Хвилі"

Информация действует как наркотик, что стало особенно заметным сегодня, когда человек проводит все больше времени в соцсетях. По сути он более не нуждается в мире, то есть в первичных ощущениях, ему более необходимы описания этих ощущений, сделанные другими. Конечно, он не может побывать физически во всех описываемых местах, поэтому он всегда будет опираться на чужие описания.

Элементы подобного преобладания информационного или виртуального знания над знанием физического порядка существуют давно. В девятнадцатом веке, когда Россия находилась под обаянием французской мягкой силы, человек, никогда не бывавший во Франции, мог все равно знать Париже лучше француза. Далекое мы можем любить больше близкого, поскольку видим его в ореоле. По сути мягкая сила, акцентируя позитив, работает точно так же над созданием ореола.

Перестройка легко снесла казалось бы монументальные советские баррикады по причине давно проникшего в советские умы «обаяния» Запада. Перестройка формировалась новыми СМИ, но базировалась на образах, созданных старыми СМИ, когда гневно обличавшие Запад советские телепроповедники одновременно создавали головах иную картину западного мира.

Чем можно объяснить столь сильное действие коммуникативных технологий? Мы в большой степени живем в рамках одних эмоций и одних действий. Почти моментально начинаем покупать одни модели телефонов, читаем одни и те же книги, смотрим те же сериалы. По сути мы больше похожи, чем непохожи друг на друга.

Человек как социальное животное настроен на повторение чужого поведения. Как показывает теория спирали молчания Э. Ноэль-Нойман, мы просто боимся оказаться в меньшинстве [1]. Это укоренившееся наследие прошлого, но по сути и настоящего, поскольку обвинители всегда и везде выступают от имени большинства. Никто не имеет права быть другим, когда мы такие. Д. Быков как-то написал, что все, кто хотел изменить Россию, выталкиваются или в эмиграцию, или в могилу. А завершает он эти рассуждения следующей фразой: «Девиз всякой истинной любви и всякого подлинного русского патриотизма сформулировал еще Чехов: «Лопай, что дают»» [2]. И это характеристика любого государства, поскольку выражение патриотизма в нем всегда захватывает группа профессиональных патриотов, не допускающая в свои ряды любителей.

Подъем всегда выталкивает вперед романтические представления о будущем. Но следующее за ним падение уже не приемлет этих песен, ему требуются другие. И в том, и в другом

случае единицей является толпа, то есть группа одинаково думающих и действующих людей. Человеку всегда комфортнее быть в толпе, чем в одиночестве. Во все времена это является более безопасной стратегией поведения.

Объяснение этому можно найти в функционировании открытых в девяностых так называемых зеркальных нейронов. Итальянский нейропсихолог Дж. Риззолатти обнаружил, что обезьяны в мозгу повторяют те действия, которые видят перед собой. Делая эксперименты, психологи вышли на ланч, а когда вернулись с мороженым в руках, увидели, что от обезьяны, с которой не снимали электроды с головы, идут на экран сигналы как будто она тоже есть мороженое. Любое действие, которое мы видим, мы таким образом повторяем в голове. Сегодня психологи объясняют работой этих нейронов не только эмпатию, но и эволюцию языка [3]. Аутизм теперь связывают с дефектностью этих нейронов [4]. Самое главное в том, что они позволяют нам понимать интенции других людей.

Коммуникативные технологии — это не только носитель информации как, например, книга, но мысленное оформление сообщения в виде текста или изображения. Роман — это коммуникативная технология, отличная от новости в газете. История — это тоже коммуникативная технология рассказывания о прошлом так, чтобы настоящее являлось его единственным правильным порождением.

Раз коммуникативная технология описывает мир под своим углом зрения, то она каждый раз создает на выходе иную модель мира. Эта модель мир, воздействуя на мозги людей, начинает формировать реальный мир под свое описание. Человек в принципе видит то, что внесено в модель мира, и не видит того, чего там нет.

Касториадис говорит, что произведение искусства дает форму хаосу, тем самым совершая переход от хаоса к космосу [5]. СМИ мы также можем трактовать по его модели «окна в хаос». Все время идет перевод многофакторного феномена в реальном мире в однофакторный в мире информационном. Поэтому возникает множественность описания одного и того же события, все из которых являются правдивыми, но они при этом могут противоречить друг другу. Правда 1 может не совпадать с Правдой 2, хотя они и описывают один объект.

СМИ являются наиболее распространенной технологией, формирующей массовое сознание. Для каждого отдельного человека они является максимально объективной технологией. Однако это описание описание делается, исходя из модели мира, принятой в данном сообществе (например, разведчик — шпион или сепаратист — ополченец). Принятая и разделяемая смысловая матрица в принципе не позволяет понимать, как это выглядит в другой матрице.

К тому же, человек видит только мельчайшую долю того, что в этот момент происходит, и уже в самой ситуации отбора лежит существенное искривление объективности, поскольку рассказывается об этом, а не о том. Об этом говорит известная теория привратника/gatekeeper. Из условного миллиарда событий информационное агентство заинтересуется сотней, а из нее только десять событий попадут в новостную тв-программу. Отбирая одно, мы одновременно уничтожаем другое. Однако и то, и другое является правдой. И та, и другая картина мира будет правдивой, но они будут разными, иногда даже принципиально разными.

СМИ оказались в центре построения мира, поскольку они более вездесущи, чем, например, роман, и имеют очень быстрое обновление. Роман может десятилетиями изучаться в школе или университете, не теряя своей ценности. Сегодняшнее газетное сообщение уже не будет иметь такой ценности завтра.

П. Лазарсфельд и Р. Мертон назвали три функции массовой коммуникации [6]: присвоение статуса, укрепление социальных норм и наркотизирующая дисфункция. Они назвали это дисфункцией, поскольку ее результатом является состояние политической апатии и инертности граждан.

Работа этого механизма описывается ими следующим образом: «Доступность информационных потоков для рядового слушателя или читателя в зачастую способствует их усыплению, наркотизации, нежели активности. Все большая часть времени отводится чтению и прослушиванию и, соответственно, меньшая часть может быть уделена организованному социальному действию. Индивид читает сообщения о проблемах и даже может обсуждать альтернативные варианты действий. Однако все это в значительной мере относится к области интеллектуальной. Тем самым не происходит даже отдаленной активизации организованного социального действия. Гражданин может быть доволен своим высоким уровнем интереса и информированности и не замечать свою оторванность от принятия решений и действий. Короче говоря, он рассматривает свои вторичные контакты с миром политической реальности — чтение, прослушивание, размышления — как замещающее действие. Он делает ошибку, отождествляя знания о проблемах дня с действиями в отношении них. Его социальное сознание остается абсолютно чистым. Он находится в курсе дела. Он информирован. Он имеет массу идей о том, что должно быть сделано. Однако, после того как он пообедал, прослушал свою любимую радиопрограмму и прочел вторую за день газету, приходит время отходить ко сну».

Следует отметить, что Интернет многократно усилил описываемую тенденцию порождения пассивности населения, когда человек, «отметившийся» в комментах, чувствует себя политическим деятелем.

Интересно, что цветная революция, будучи также по своему существу информационной, действует в противоположном отношении — поднимает людей на действия, акцентируя, что все уже присоединились к протестам. Перед нами типичная методология подталкивания (nudge), когда инструментарием становится опора социальную норму.

Это удается делать, изменив формы подачи протестности. Как правило, доминирующие телеканалы демонстрируют протестность с негативным оттенком. Там обязательно покажут мусор и пустые бутылки, оставшиеся после протестного митинга. Украинские телеканалы всегда показывали в случае митинга компартии каких-то стариков с портретом Сталина в руках и даже где-то могли найти старуху с козой.

Такой негативный контекст полностью перечеркивает протестность. Изменив форму подачи, демонстрируя на экране известных людей, включенных в систему протестности, человека выталкивают из позиции наблюдателя, сидящего у экрана, на позиции участника события. При негативной подаче информации он не хочет объединиться с протестующими, при позитивной — это желание в нем появляется.

Известный антрополог Г. Бейтсон, который во время войны работал в американской разведке, а после войны был участником дискуссий, приведших к созданию кибернетики, тогда там были не только математики, но и представители социальных наук, подчеркнул в одной из своих статей, что человеку интересен не столько факт-событие, как стоящая над им модель взаимоотношений.

Бейтсон писал: «Млекопитающие в целом (а люди среди них) придают огромное значение не эпизодам, а паттернам своих отношений. Когда вы открываете дверцу холодильника, а кошка подходит и начинает издавать определенные звуки, она говорит не о печенке или молоке, хотя вы можете прекрасно знать, что она этого хочет. Вы можете правильно догадаться и дать ей это (если только это есть в холодильнике). В действительности кошка говорит нечто об отношениях между нею и вами. Если перевести ее сообщение в слова, это было бы нечто вроде: «Зависимость, зависимость, зависимость». Фактически она говорит о весьма абстрактном паттерне в рамках отношений. Ожидается, что из этого высказывания о паттерне вы пойдете от общего к частному, к дедукции «молока» или «печенки»» [7].

От СМИ мы ждем того же. Рассказ о загнивающем американском империализме из уст В. Зорина мог иметь любой набор фактов, интерпретация которых уже была заранее известна. И то его передачу несколько раз закрывали. Об одном таком закрытии рассказал сам В. Зорин: «Существовала пропагандистская установка, что вследствие ядерной войны капитализм погибнет, а социализм останется цел. Мне она с самого начала казалась достаточно сомнительной, и когда у меня в студии были наш знаменитый медик Евгений Иванович Чазов и американский ученый, нобелевский лауреат Бернард Лаун, я спросил их, что они думают о последствиях ядерной войны. Чазов ответил афористично: «Если ядерная война случится, то радиоактивный пепел социализма ничем не будет отличаться от радиоактивного пепла капитализма». На следующий день меня вызвал к себе Михаил Андреевич Суслов, очень возмущался, говорил, что из-за нас он теперь не знает, как поддерживать моральный дух в рядах вооруженных сил — и передачу закрыли. Но Чазов, который был лейб-медиком Леонида Ильича, выбрал подходящий момент, поговорил с Брежневым, и тот распорядился «Девятую студию» в эфир вернуть» [8].

Интересно, что высказывание Д. Киселева о ядерном пепле, когда он сказал, что Россия — это единственная страна, которая «способна превратить США в радиоактивный пепел» является повтором требования Суслова [9]. При этом Киселев однотипно забыл, что в такой войне пепел возникает с двух сторон, а не с одной.

СМИ создают модель мира, облегчающую управление. По этой причине достаточно часто ради картинки на экране происходят события в реальной жизни, хотя мы все считаем, что действует обратная зависимость. Советская модель была еще более сложной. Как считалось, «сегодня в газете, завтра — в куплете», и это говорит о том, что в куплете не могла появиться жизнь, а только та жизнь, которая описана, то есть сконструирован газетой, то есть отражалась не жизнь, а газета.

Жизнь советского человека была сконструирована. Отсюда сильнейшая роль пропаганды всех видов: от школы до газеты. Все это прикрывалось идеологией, но на самом деле все это функционировало скорее как религия, запрещавшая любое чужое/чуждое поведение. Речь могла идти только о жесткости или мягкости наказания за такое отступление от нормы.

Л. Гудков говорит о советском феномене огосударствления всего и вся. Формирование советского человека он видит в таких рамках: «Советский человек возник примерно к концу 1930-х годов. Какая-то часть этого поколения была уничтожена во время войны, во время террора, и по-настоящему он начал выходить на поверхность и становиться таким доминантным массовым типом, конечно, после войны, во время позднего СССР, во время позднего социализма» [10].

Он видит существенные «недостатки» объекта воздействия советского человека в начальный период: «Степень индоктринации населения в тридцатые была существенно ниже, чем в пятидесятые и шестидесятые. Просто представьте себе, что в тридцатые годы средний уровень образования в стране, к концу тридцатых, был три класса. Люди с трудом читали газету. Радио только-только начинало проникать. И понимать все сложности коммунистической идеологии…»

Десятилетия работы — и советский человек был сформирован с помощью школы, вуза, газеты, кино. Это не советский человек времени распада СССР, который уже не был по сути советским. СССР распался как сверху, о чем все говорят, подчеркивая роль А. Яковлева или М. Горбачева, но и снизу, поскольку «советское» уже тогда стало анахронизмом, а идеология — безобидным ритуалом.

Возник канон советского человека, но была возможность разнообразных отклонений от этого канона. С ними могли бороться, как, например, был период борьбы со стилягами, на поиск которых выходили народные дружинники. Но это уже не было смертельно.

В пик репрессий не обращали внимания на абсурдность обвинений, поскольку важен был результат, выполнение плана по аресту врагов народа. Ю.Макаров, например, рассказал о человека, у которого нашли учебник латинского языка и посадили как латинского шпиона [11]. А известный создатель советской радиолокации, а потом и кибернетики А. Берг также попал в эти жернова, но спасся благодаря вмешательству Сталина. С ним на следствии произошел следующий случай: «На допросах Акселя Ивановича сильно били… Берг сломался. Попросил лист бумаги, начал писать чистосердечное признание, в котором признавал себя виновным в том, что в течение ряда лет осуществлял шпионскую деятельность в пользу ВМФ Швейцарской конфедерации. Следователь допрос сразу же закончил, время окончания допроса проставил и побежал по начальству. Не догадался, что Швейцария военно-морского флота не имеет… » [12].

Власть обладает самым разным инструментарием, позволяющим удерживать поведение гражданина в нужных пределах. Власть начинает эту работу с детства, любя и поднимая на пьедестал тех, кто достигает в этой сфере наибольших успехов, например, А. Макаренко, писавшего в своей «Педагогической поэме», что надо бы ввести ОТК как на заводах, когда мы имеем дело с формированием человека.

Это была цель создания нового человека. Но, как показывает история, все страны пытаются унифицировать человека. Советник консервативной партии Великобритании по философии (оказывается, что есть и такие должности) как-то заметил, что и капитализм, и коммунизм атомизировали человека, чтобы облегчить управление им.

Л. Гудков описывает результат создания советского человека в следующем виде: ««Правильный» советский человек не может представить себе ничего, что находилось бы вне государства. Для него негосударственные медицина, образование, наука, литература, экономика,производство и т.п. или просто невозможные вещи, или – как это стало уже в постсоветские времена – нелегитимные, или дефектные институции.Он целиком принадлежит государству, это государственно зависимый человек, привычно ориентированный на те формы вознаграждения и социального контроля, которые исходят только от государства, причем, государства не в европейском смысле (государства как отдельного от общества института), а пытающегося быть «тотальным», т.е. cтремящегося охватывать все стороны существования человека, играть в отношении него патерналистскую, попечительскую и воспитательную роль. Но одновременно он знает, что реальное государство его обязательно обманет, «наколет»,не додаст что-то даже из того, что ему «положено по закону», будет всячески стараться выжать из него все, что можно, оставив ему минимальный объем средств для выживания. Поэтому он считает себя в полном праве уклоняться от того, чего от него требует власть (халтурит, поворовывает, линяет от разного рода повинностей). Он озабочен в действительности только тем, что важно для его благополучия или для благополучия его семьи и т.п.» [13].

В довоенное время сильная пропаганда «натыкалась» на слабого получателя, что полностью изменилось после войны. Кстати, по причине появления нового получателя и новых возможностей телевоздействия сегодня удалось «восстановить», например, Сталина [14 — 16]. Цепочка воздействия на входе и на выходе стала на порядок сложнее. При этом на Западе отмечают «восстановление» Гитлера, возвращение которого идет через массовую культуру [17 — 19]

СССР был обществом, построенном на мужских ценностях. Главными мыслями массового сознания было «если завтра война», отсюда культ армии, мобилизационная экономика и политика. Даже спортивные успехи — это по сути мужские успехи.

Нечто похожее можно увидеть в описании ислама Г. Дерлугьяном, когда он говорит: «В исламе четко проявляется матрица партизанского лагеря. Это религия великого воинского похода. Молитва, причем коллективная, пять раз в день — это способствует поддержанию дисциплины в лагере, от побудки до отбоя. Запрет на употребление вина. Перед молитвой нельзя пить, а поскольку молитва пять раз в день, то получается, что никакого алкоголя. Запрет на насилие и грабеж внутри лагеря. Кстати, отсюда, вероятно, и требование скромности, хиджаб для женщин. Женщины внутри воинского лагеря не должны носить броское, они не должны вызывать ревности и соперничества среди воинов. А за пределами лагеря совсем другая ситуация — есть дар аль-ислам (территория ислама), а есть дар аль-харб (территория войны). Зона войны — там другие законы совершенно, там можно захватывать рабов, захватывать наложниц, грабить три дня, а вот внутри — все, извини, заплати налоги, жертвуй бедным и быстро цивилизуйся, умерь свою воинственность. Это ведь тоже гениальная адаптация. Как направить энергию агрессии воинов-бездомовников, как их называли в XIX веке, вовне и запретить ее внутри?» [20].

Сильные империи в прошлом требовали сильных заборов, как для того, чтобы закрыться от других, так и для того, чтобы закрыть мир своим. Все три пространства — физическое, информационное и виртуальное — строго охранялись. Ведь любое столкновение в них могло вести к конфликту и войне. Постфактум империи могли живописать в виртуальном пространстве любые победы, хотя действительность не была столь красивой ни у одной страны.

Экс-директор Британского музея Н. МакГрегор упрекает британских историков в том, что они заняты только «солнечными» ее страницами [21]: «В Британии мы используем свою историю, чтобы чувствовать себя комфортнее, сильнее, напомнить себе, что мы всегда, всегда до самой глубины, были прекрасными людьми. Возможно, мы можем немного вспомнить о торговле рабами тут и там, о некоторых войнах тут и там, но то, на чем мы останавливаемся, является солнечным вариантом». Он предупреждает, что такое отношение к истории является опасным и прискорбным. Эти слова могут быть применимы к отношению к истории на всем постсоветском пространстве, тем более что здесь история еще слишком «свежа», чтобы иметь возможность отстраненно взглянуть на нее. Можно сказать, что история далекого прошлого имеет больше шансов стать объективной, чем история недавнего настоящего.

МакГрегор ставит в пример отношение и обращение с историей в Германии, при этом он говорит об искусстве забвения [22]: «Я был удивлен увидеть, что взрослые в Германии вообще не говорят о том, что случилось на войне. Только немцы моего поколения делают это. Это началось только после суда над Эйхманом, а потом позже после фильмов о Холокосте, когда начали думать о механике всего этого. Идея открытия того, что точно делали ваши отцы и деды, является очень тревожным опытом. Идея, что вы можете пойти и сделать такое, особенно в мире после Штази, беспрецедентна». Он подчеркивает, что во Франции и Англии формируется избирательная память, когда все является правдой, но в ней нет трудных частей.

На постсоветской территории история каждый раз является фундаментом под новое здание. Каждый раз фундамент оказывается другой формы, поскольку из него изымают все, что не требуется для легитимации нового режима. Потом непредсказуемая история начинает мстить, создавая конфликтные ситуации. А школа как главный инструмент пропаганды современных государств вынуждена все время переписывать свои учебники истории.

Оттепель, от авторства которой всеми силами «отбрыкивался» Н. Хрущев, обвиняя в самом термине Б. Окуджаву как сына троцкиста, хотя и сам Хрущев был, по правде, уцелевшим троцкистом, является временным отступлением от этой модели. Но ей удалось породить определенное число иных людей с другими интересами до того, как этот тип разрешенного поведения был закрыт. Даже В. Зорин, ярый антиамериканист на экране, говорил следующие слова: «Мы – шестидесятники. Хотя молодые люди почему-то считают, что к ним нужно относиться без должного уважения, что они свалились с Марса и начинали с чистого листа. Но ни в политике, ни в истории ничего с чистого листа не начинается. Шестидесятники были в более трудном положении, чем нынешние реформаторы. Они ошибаются, но они свободны. А шестидесятники начинали борьбу с тоталитарной системой в условиях существования самой системы» [23].

С другой стороны, в тот период система могла и не дать сбой, а просто дать возможность проявиться тем, с которыми потом можно и нужно было бороться. Но, возможно, что-то пошло не так.

Снятие Хрущева тоже можно связать с оттепелью, поскольку партноменклатура очень четко ощущает подобные периоды «поднятия головы» у населения. Боясь за себя, она принесла жертву — Хрущева. И все вернулось на круги своя. Строгие лица снова стали доминировать в нашей картине мира.

Л. Гудков вспомнил важную характеристику того периода, которую я также могу подтвердить, поскольку это было мое студенческое и аспирантское время: «Примерно с середины 60-х, с 1963 года, и до середины 70-х. Это был момент, когда вдруг оказался немножко приоткрыт мир, еще нельзя было никуда ездить, но открылась возможность чтения западной литературы. И вот эта приоткрытая дверь создавала пространство интеллектуальной свободы. И пошел процесс ускоренного усвоения западных идей, западного круга тем, западных проблем, которые воспринимались нами не как западные, а как общечеловеческие. Именно тогда, на стыке закрытого общества и открытого общества, возникли очень многие крупные люди – Мамардашвили, Лотман, Пятигорский, Аверинцев. Это был, как Пятигорский в одной из статей написал, метафизический момент. Понятно, что карьеры никто не собирался делать. Все было закрыто в этом смысле. Но возможности читать, не публиковаться, а читать, были совершенно невероятные. И народ кинулся, не подгоняемый ничем. Это была абсолютно свободная жажда знаний, не повторившаяся больше никогда!» [24].

Искусственное «зеркало» СМИ создавало тогда феномен «социализма с человеческим лицом». Примем гипотезу, что это был женский тип социализма, который по сути противоречил его природе.

В подтверждение мужской/женской модели можно привести слова Д. Быкова по поводу одного из текстов: «Это лучший текст Сорокина, хотя есть у него и не менее удачные, скажем так. А есть и менее. «Тридцатая любовь Марины» — это история всё о том же. Это история о том, как женская власть, женская система ценностей, более гибкая, в какой-то момент становится доминирующей в России 70-х годов» [25].

Затем «мужской социализм» избавляется и от Хрущева, и от женской модели «социализма с человеческим лицом», который потом возродится в Чехословакии, но будет раздавлен каноническим социализмом (без человеческого лица).

Все эти «волны» (типа оттепели или перестройки) были чисто информационными, за ними не стояла трансформация физического пространства. При этом информационное и виртуальное пространство трансформировались очень сильно. По сути и в движущие силы перестройки вписывают в первую очередь виртуальное пространство (например, фильм «Покаяние» с его весьма запутанной историей [26 — 31]).

С. Григорьянц, говоря о «Покаянии», ссылается на воспоминания главного редактора Госкино Грузии Сандро Тушмалишвили: «Фильм этот еще никому не известный, не показанный в Советском Союзе, странным образом уже в 1984 году попадает в Англию как подтверждение того, что в СССР назревают серьезные перемены: это все какие-то очень взаимосвязанные, идущие из одного учреждения истории.

– Мы подходим к фильму «Покаяние». Этот фильм имел довольно странную историю. Съемки фильма начинаются с 1982 года. Был такой хороший очень писатель Нодар Цулеискири, у которого был роман, назывался он «Гиена». В один прекрасный момент Шеварднадзе зовет к себе руководство Госкино Грузии, но прихожу я один: все считают, что будет расплата за фильм о чае и под разными предлогами увиливают. А он внезапно говорит о планах – что собираетесь делать. И потом вдруг, вроде бы спонтанно:

– Не считаете ли вы, что настало время снять фильм о трагических событиях 1937 года? И не вокруг да около, как у нас любят, а так – прямо в лоб?» [32].

То есть сам фильм, с точки зрения С. Григорьянца, был отнюдь не случаен, а являлся частью операции Шелепина — Андропова, включавшей в том числе расстановку представителей КГБ, таких, как Шеварнадзе, на разнообразные посты в будущем государстве. Кстати, отсюда и секретная карта, которую Горбачев развернул перед М. Тэтчер.

И вот мнение Н. Леонова, генерал-лейтенанта КГБ в отставке, который и был автором столь много упоминаемой записки КГБ по поводу Яковлева и Шеварнадзе (Леонов являлся на тот момент начальником информационно-аналитическое управление КГБ СССР): «Мне лично, по указанию Крючкова, довелось составлять документ по двум персоналиям: по Яковлеву и по Шеварднадзе. Это были именно записки, подготовленные лично мною и отпечатанные мною же на машинке (тогда ещё компьютеров у нас не было). Отпечатано было в одном экземпляре и для одного адресата – только для Горбачёва. Это был 1991 год, февраль-март. До гибели Советского Союза оставалось каких-то 8-9 месяцев. В этих документах были собраны все данные об их антипартийной, антигосударственной деятельности, и делался вывод, что эти люди – фактически противники нашего государства. Но вместо того, чтобы сделать какие-то выводы, Горбачёв взял и оба документа показал и Яковлеву, и Шеварднадзе. «Гениальный» ход! И те, конечно, взвились от ненависти к КГБ, потому что ясно было, откуда идёт документ. Что касается Шеварднадзе, то у нас были очень серьёзные подозрения, что он работает против государства. Достаточно сказать такие вещи. Он, не консультируясь ни с кем: ни с военными, ни с ВПК, ни с ЦК – на переговорах с американцами давал согласие на явные уступки по вооружениям. Он никогда не записывал свои беседы с иностранными деятелями, прежде всего, с госсекретарём США Бейкером. Шеварднадзе никогда не пользовался услугами советских переводчиков, а работал только с американскими переводчиками. Он никогда не вёл переговоры с американцами в советском посольстве, а всегда уезжал с ними на какое-нибудь ранчо и там уже они заседали…» ([33], о Яковлеве см. также [34]).

Благодаря подобным факторам крах советской системы не был таким неожиданным, как его представляют. Получается, что уже в советское время в СССР обитали постсоветские люди. Перестройка активировала в их число миллионы путем эксплуатации информационного и виртуального пространства (см. также о советском и постсоветском человеке [35 — 36]).

Информационное и виртуальное пространство не отражают действительность, хотя никто не хочет это признавать. Их модели мира существуют параллельно реальности и по этой причине могут конфликтовать с ней. Эти модели могут быть направлены на консервацию статус кво или на нарушение. Их целью может быть как стабилизация, так и дестабилизация.

Настоящее может быть разрушено, не только меняя модель мира настоящего. Настоящее может быть разрушено, меняя как модели прошлого, так и будущего. Во всех этих случаях настоящее перестает «работать», и человек теряет осмысленный взгляд на свой мир. Это точно соответствует модели внесения изменения К. Левина, состоящей из трех этапов («размораживание» старых представлений, внесение новых представлений, «замораживание» новых представлений). Пред-перестройка с перестройкой запомнились дефицитом всего и вся, что и требовалось для разрушения прошлой системы.

Спады и подъемы массового сознания, возможно, сегодня могут изучаться нейропсихологией, что даст возможность более четко видеть те темы, ради которых готовы подняться люди. Кстати, Оруэлл написал когда-то в рецензии на книгу Гитлера, что люди не хотят простого комфортного существования, он готовы жертвовать собой ради великих целей [37]. Именно это открытие Гитлера Оруэлл и акцентировал.

Литература
1. Ноэль-Нойман Э. Общественное мнение. Открытие спирали молчания. — М., 1996

2. Быков Д. Черный и белый // Быков Д. На пустом месте. — М., 2011

3. Wineram L. In mind’s mirror // http://www.apa.org/monitor/oct05/mirror.aspx

4. Acharya S. a.o. Mirror neurons: enigma of the metaphysical modular brain // http://www.ncbi.nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC3510904/

5. Castoriadis C. Window on the chaos // http://www.notbored.org/WoC.pdf

6. Лазарсфельд П., Мертон Р. Массовая коммуникация, массовые вкусы и организованное социальное действие // redpsychology.wordpress.com/2013/10/19/%D0%BB%D0%B0%D0%B7%D0%B0%D1%80%D1%81%D1%84%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D0%B4-%D0%BF-%D0%BC%D0%B5%D1%80%D1%82%D0%BE%D0%BD-%D1%80-%D0%BC%D0%B0%D1%81%D1%81%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D1%8F-%D0%BA%D0%BE%D0%BC%D0%BC%D1%83/

7. Бейтсон Г. От Версаля до кибернетики // redpsychology.wordpress.com/2016/03/06/%D0%BF%D0%BE%D1%82%D0%BE%D0%BC%D0%BA%D0%B8-%D0%B0%D1%82%D1%80%D0%B5%D1%8F-%D0%B3-%D0%B1%D0%B5%D0%B9%D1%82%D1%81%D0%BE%D0%BD/

8. Кашин О. Валентин Зорин, проповедник. В гостях у ветерана холодной войны // rulife.ru/old/mode/article/1044/

9. Сулейманов С. Радиоактивный пепел Киселева // tjournal.ru/p/nuklear-kiselev

10. Лев Гудков: надежды на то, что с молодым поколением все изменится, оказались нашими иллюзиями // bramaby.com/ls/blog/society/4775.html

11. Макаров Ю. Латинський шпигун // tyzhden.ua/Columns/50/175480

12. Ерофееев Ю.Н. Аксель Иванович Берг под следствием // Аксель Иванович Берг. — Редактор-составитель Я.И. Фет. — М., 2007

13. Гудков Л.Д. Перерождения «советского человека» (об одном исследовательском проекте Левада-центра) // root.elima.ru/articles/?id=502

14. Гудков Л. Дереализация прошлого: функции сталинского мифа // carnegieendowment.org/files/ProEtContra_57_108-135.pdf

15. Дондурей Д. Миф о Сталине: технология воспроизводства // kinoart.ru/archive/2010/04/n4-article3

16. Как создавался и создается миф о Сталине // echo.msk.ru/programs/att-history/668261-echo/

17. Rosenfeld G.V. Hitler the unstoppable zombie – why we don’t let the dictator die // theconversation.com/hitler-the-unstoppable-zombie-why-we-dont-let-the-dictator-die-40787#comment_780554

18. O’Connor W. Hi Hitler! The domestication of Nazism // http://www.thedailybeast.com/articles/2 ... azism.html

19. Evans R.J. Hi Hitler! by Gavriel D Rosenfeld review – is Nazism being trivialised? // http://www.theguardian.com/books/2015/a ... rivialised

20. Дерлугьян Г. Исламизм и новый распад империй // http://www.religion.ranepa.ru/sites/def ... 58-373.pdf

21. Connolly K. Britain’s view of its history ‘dangerous’, says former museum director // http://www.theguardian.com/culture/2016 ... m-director

22. Adams T. Neil MacGregor: ‘Britain forgets its past. Germany confronts it’ // http://www.theguardian.com/culture/2016 ... rum-berlin

23. Зорин В. У нашего поколения есть свои идеи и идеалы // http://www.inter-view.org/inv/1786.htm

24. Гудков Л. Это катастрофа. Но медленная // http://www.svoboda.org/a/28005133.html

25. Быков Д. Один // echo.msk.ru/programs/odin/1846592-echo/

26. Шеварнадзе Э. Когда рухнул железный занавес. Встречи и воспоминания. — М., 2009

27. Кудинова А. Разрывание могил // gazeta.eot.su/article/razryvanie-mogil

28. Кара-Мурза В. Эдуард Шеварнадзе: конец эпохи // http://www.svoboda.org/a/25448453.html

29. Тасбулатова Д. Резо Чхеидзе: «Покаяние», первая антисталинская картина, была снята с одобрения Шеварнадзе // lb.ua/culture/2010/02/02/23224_rezo_chheidze_pokayanie_pervaya.html

30. Быков Д. Как Эдуард Шеварднадзе спас родину и предсказал трагедии будущего // sobesednik.ru/dmitriy-bykov/20140714-dmitriy-bykov-kak-eduard-shevardnadze-spas-rodinu-i-predskaz

31. Оболенский И. Эдард Шеварнадзе. Последняя тайна белого лиса // http://www.sovsekretno.ru/articles/id/4198/

32. Григорьянц С. Эпоха Андропова // grigoryants.ru/sovremennaya-diskussiya/epoxa-andropova/

33. Леонов Н. Надо убедить нацию, что она еще на многое способна. Интервью // http://www.stoletie.ru/obschestvo/nikol ... na_228.htm

34. Леонов Н.С. Лихолетье. — М., 1995

35. Юрчак А. Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение. — М., 2014

36. Михайлин В. Ex cinere: проект «советский человек» из перспективы post factum // Неприкосновенный запас. — 2016. — № 4

37. Оруэлл Дж. Рецензия на «Майн Кампф» Адольфа Гитлера // orwell.ru/library/reviews/hitler/russian/r_hit
http://hvylya.net/analytics/tech/georgi ... t-ego.html
God Save the King

Аватара пользователя
Варяг
Старожил форума
Сообщения: 7072
Зарегистрирован: 31 окт 2014, 21:08
Откуда: Асгард

Re: Множественная правда Мнение Георгия Почепцова

Сообщение Варяг » 02 сен 2017, 11:27

Пост-правда и новое поколение войны, или Почему произошло возвращение пропаганды
Георгий Почепцов, для "Хвилі"

Война забирает не только ресурсы, но и интеллект. Все новые методы и инструментарий, который можно использовать для боевых действий, сразу же попадают в руки военных из сферы бизнеса, политики или медиа. Мюнхенская конференция по безопасности 2017 г. также заговорила о феномене постправды. Несомненно и то, что постправда уже стала сегодня инструментарием войны. Новая парадигма войны активно на нее опирается.

Концепцию периодизации поколений войны Уильям Линд предложил в 1989 г. [1]. Война первого поколения, время гладкоствольного мушкета, опиралась на линейную тактику и тактику колонн, что позволяло максимилизировать огневую мощь. В войне второго поколения массированная огневая мощь заменила роль войсковой массы. До самого последнего времени именно она была базовой для армии США. Война третьего поколения, которая реализовывалась в виде немецкого блицкрига, базировалась на маневре.

Четвертое поколение войны Линд характеризует такими чертами: децентрализация, потеря государственной монополии на войну, инициатива, возврат к войне культур, кризис легитимности, предсказывая, что многие страны получат войну на своей территории (здесь в качестве угроз звучат иммиграция и мультикультурализм) [2]. Он не упоминает феномен постправды, который также следует обязательно в этот список.

Можем построить следующую таблицу:


ПОКОЛЕНИЕ ВОЙНЫ ХАРАКТЕРНАЯ ЧЕРТА
Первое Колонна
Второе Огневая мощь
Третье Маневр
Четвертое Постправда

Постправда оказалась хорошим военным инструментарием, поскольку позволяет не увидеть того, что нужно увидеть, и не заметить того, что не хочется знать. Постправда оказалась идеальным инструментарием информационно-психологической войны, приведя к возрождению пропаганды в новых условиях, когда, казалось, все о ней уже давно забыли.

Дж. Скаминачи выводит победу Трампа из этой новой ситуации войны четвертого поколения, которую он характеризует следующим способом: «Четвертое поколение войны является конфликтом между государственным и негосударственным акторами. Актор четвертого поколения может быть ведом идеями, религией или защитой «чистоты расы». Главной целью является подрыв и разрушение государственного актора, отрицание монополии государственного актора на легитимность использования силы, манипулятивное использование движущихся изображений и других техник психологической войны для того, чтобы лишить государственного актора эмоциональной поддержки. Психологическая война будет более важной, чем военные операции» [3].

А по поводу Дональда Трампа он говорит: «Основы политики Трампа соответствуют текстам Линда с 2005 г. Линд призывал к стене типа берлинской на границе с Мексикой, поддерживал гражданскую милицию на границе, приравнивал латиноамериканских и мусульманских иммигрантов к захватчикам, которых следует остановить».

Дональд Трамп, кстати, реально встречался с Уильямом Линдом лицом к лицу, и действительно можно протянуть ниточку от Линда к Трампу [4 — 5]. Линд говорит о политической корректности как о марксизме в культуре. Он восклицает: «Большинство американских военных ненавидят политическую корректность, но они не знают, как с ней бороться. Путь борьбы лежит в том, чтобы понять, что это реально такое, и быть уверенным в том, что все ваши друзья нашли это также. Политическая корректность это марксизм в культуре […]. Здесь, как нигде более, знание является оружием!» [6].

Со своим соавтором они также выпустили статью «Новый консерватизм», а потом и книгу под таким названием. Они заявляют: «Если консерватизм должен быть восстановлен как интеллектуальная сила, а не только как ярлык того, что истеблишмент делает в свою пользу, его надо перезапустить интеллектуально. Нам нужен новый консервативный порядок дня» [7]. Пятидесятые годы они трактуют как последние нормальные для Америки.

Все это в сильной степени соответствует тому повороту, который идет сейчас в мире. Его можно увидеть в переходе от глобализации к национализму, от левой идеологии к правой, в отказе от мультикультурализма и т.д. Так что не только Бэннон стоит за фигурой Д. Трампа, но и У. Линд. Считается, что он также написал под псевдонимом фантастический роман, демонстрирующий к какому плохому будущему идет Америка [8]. Линд трактует негативную реакцию на избрание Трампа как войну четвертого поколения на американской земле [9]. Как и многие, Линд также считает, что победить ИГИЛ исключительно военными методами невозможно.

Он исключительно жестко формулирует и американскую ситуацию: «В результате мы имеем страну с двумя несовместимыми культурами. Одна — это наша традиционная, западная, христианская культура. Другая — это контркультура шестидесятых, которая была и остается в основном культурой мгновенного удовольствия. Культурный марксизм Франкфуртской школы создал эту контр-культуру и все предоставляет ей идеологическое обоснование. В соответствии с современным структурированием наша политическая система не могут создать ситуацию, где эти две враждебные структуры могут жить вместе. Это означает, что мы движемся в сторону широкомасштабной войны четвертого поколения на нашей собственной земле и возможному провалу американского государства» [9].

Кстати, тут можно вспомнить и наших шестидесятников, даже не столько их, как само жесткое отношение к ним собственного государства. Реально шестидесятники были «задавлены», а СССР продолжал двигаться по старой траектории. Влияние их, конечно, осталось, но сами шестидесятники получили одобрение государства и общества только в своем пенсионном возрасте. Но если посмотреть шире, то и перестройка и другие глобальные трансформации являются результатом именно этого сдвига в сознании, инициированного шестидесятыми годами.

Американская система, как более мягкая, смогла удержать и основные, и контр-тенденции под одной крышей. Например, ноутбуки были придуманы командой, которая прошла ЛСД-тренинги в шестидесятые. Стив Джобс утверждал, что ЛСД изменил всю его жизнь, подтверждал прием ЛСД и Билл Гейтс. Но это не самая главная черта контркультуры, которая породила новый взгляд на многое. Правда, Линд не хочет признать позитива в контркультурном повороте шестидесятых, видя в такого рода будущем столкновении трансформационный взрыв американской системы.

Демократы раскладывают по полочкам модель мира современных республиканцев, например, отталкиваясь от выступления Стивена Бэннона [10]. Эта статья построена на комментариях Д. Крейсса (его сайт — danielkreiss.com), который находит как бы асистемность в представлениях консерваторов [11 — 12]. Кстати, в свое время об этом много писал Дж. Лакофф в своих книгах, анализируя прогрессивные и консервативные представления (см. его последнее интервью 2017 г. [13]). Интересно, как сходное противопоставление либералов и консерваторов прозвучало в в программе Владимира Познера с Михаилом Хазиным [14].

Лакофф увидел следующие особенности использования Твиттера в президентской кампании: «Твиты Трампа имели по крайней мере три функции. Первая функция — это то, что я называю предварительным фреймингом. Сделав это до журналистов, можно задать фрейминг по-своему. Например, о российских хакерах он писал, что доказательства демонстрируют отсутствие влияния на выборы. Это неправда, они не говорили об этом ничего. Но идеей было донести до 31 миллиона людей, следящих за его твитами, легитимность выборов. Он поступал так часто, постоянно действуя наперед. Вторым использованием было отвлечение внимания. Когда что-то важное приближалось, как вопрос о том, будет ли он использовать слепой траст, конфликты интересов. Что тогда он делал вместо этого? Он атаковал Мэрил Стрип. Потом они говорили о Мэрил Стрип несколько дней. Это и есть отвлечение. Третий вариант — проверка реакции. Например, вопрос о ядерном оружии, когда он говорил, что следует уделить больше внимания этому. Если нет большого шума и реакции, он может двигаться дальше. Всегда есть пути разрыва новостного цикла, получать реальные результаты из новостного цикла и обращать их на свою пользу».

Избежать проблему гражданской войны в США, как считает Линд, можно за счет возрождения федерализма в США, которое позволит избежать внутренней войны. Например, Массачусетс и Калифорния могут находиться контркультуре, в Огайо и Алабаме будет старая культура. Индивидуальные американцы могут двигаться в те штаты, которые соответствуют их представлениям о правильности. Но все останутся в единой стране, в рамках общих внешней политики, обороны и торговли.

Сегодня заговорили о пятом поколении войны, куда отнесли и аннексию Крыма [15]. Сам Линд говорит о возможном пятом поколении войны так, что еще до конца не осмыслен переход к четвертому поколению войны, непонимание тех изменений, которые он принес. Он замечает: «Потеря государственной монополии, и не только на войну, но также на социальную организацию и лояльность, меняет абсолютно все. Мы находимся только на ранних стадиях понимания того, что четвертое поколение означает в полной мере и как оно изменит, или во многих случаях завершит, наши жизни» [16].

Кстати, если признать правильной трактовку войны четвертого поколения как войны культурного порядка, работающей над массовым сознанием, то центром этой войны становится изменение идентичности индивидуального и массового сознания. Тогда становится понятными действия Украины, отключающей российские телеканалы и вводящей запреты на ввоз литературы.

В целом следует признать, что поменялась не война, а поменялся мир, который в свою очередь трансформировал войну. Террорист-одиночка выступает против могущества армий, наводя страх высокотехнологичные страны, которые ничем не могут защитить себя. Техника может успешно противостоять технике, но любые технологии против человека всегда будут иметь «зазор» в виде того, что невозможно отследить и что не будет поддаваться контролю. Четвертое поколение войны по сути эксплуатирует как раз различные форматы использования человека, которые до этого невозможно было задействовать в массовом применении.

Пришло время взглянуть и на российско-украинскую войну сквозь призму смены поколений войны. Это не техника нового типа, это новый тип опоры на человеческий фактор.

Филип Карбер подчеркивает принципиальное отличие от понимания гибридной войны на Западе в том, что здесь есть комбинация скрытого участия государства с прямым, граничащим с бахвальством. Он акцентирует пять компонентов такой войны [17]:

— политический подрыв (политическая пропаганда, информационные операции, коррупция, компрометация),

— квази-святилища (захват локальных центров власти, полицейских участков, аэропортов, военных складов; вооружение и тренировка повстанцев; разрушение транспортной инфраструктуры; псевдо-референдум; кибератаки),

— интервенция (размещение российских сил на границе; передача тяжелого вооружения повстанцам; создание тренировочных лагерей возле границы),

— принудительное сдерживание (внезапные проверки своих вооруженных сил, маневры, агрессивное патрулирование соседних регионов),

— переговорные манипуляции (использование инициированного Западом перемирия для достижения своих целей).

Как видим, Запад смотрит даже шире, чем мы привыкли, например, добавляет в список инструментария и переговоры типа минских.

Интересный набор характеристик этой войны нового поколения видит Янис Берзинс. С его точки зрения есть следующие десять отличий от обычной войны [18]:

— переход от прямого разрушения к прямому влиянию,

— переход от уничтожения противника к его внутреннему разложению,

— переход от войны с оружием и технологиями к культурной войне,

— переход от войны обычными силами к силам специального назначения и коммерческим военным группировкам,

— переход от традиционного поля боя к информационно-психологической войне и войне представлений,

— переход от прямых столкновений к бесконтактной войне,

— переход от войны секционной к тотальной войне, включая внутренний фронт,

— переход от войны в физической среде к войне в человеческом сознании и киберпространстве,

— переход от симметричной к асимметричной войне путем комбинации политических, экономических, информационных, технологических и экологических кампаний,

— переход к войне в ограниченный период времени к постоянной войне как естественного условия жизни нации.

И его вывод: «Российский взгляд на современную войну базируется на идее, что основным полем боя является разум. Как следствие, в войнах нового поколения будет доминирование информационной и психологической войны».

Берзинс также предложил вполне конкретных восемь фаз разворачивания такой войны нового поколения:

— первая фаза: невоенная асимметричная война (информационные, моральные, психологические, идеологические, дипломатические, экономические средства),

— вторая фаза: специальные операции для введения в заблуждение политических и военных лидеров,

— третья фаза: запугивание, обман, подкуп правительственных чиновников и военных,

— четвертая фаза — дестабилизирующая пропаганда, увеличивающая разочарование населения,

— пятая фаза: установление над атакуемой страной бесполетных зон, блокады и использование частных военных компаний,

— шестая фаза: начало военных действий,

— седьмая фаза: комбинация целевых информационных операций, киберударов, авиазапугивания,

— восьмая фаза: уничтожение уцелевшего и сопротивляющегося противника силами специальных операций.

США также, глядя на этот опыт, стали реально пересматривать базовые параметры современной войны, чего они делали последние 25 лет [19]. Мы говорим не о движении техники и личного состава в физическом пространстве сегодняшнего дня, а именно об интеллектуальных решениях, которые привели к нему. Это как рассмотрение проблем защиты стран Балтии [20 — 21], так и угроз в целом со стороны Китая, России, Северной Кореи и Ирана [22 — 23].

США так же, как Европа, начали изучение инструментария современной российской пропаганды ([24]. Кстати, на эту работу опираются, пытаясь показать определенную близость избирательной кампании Трампа и российской пропаганды [25].

Главными характеристиками российской пропагандистской модели в корпорации РЕНД увидели следующее [24]:

— большой объем и многоканальность,

— скорость, непрерывность и повторение,

— отсутствие освещения объективной реальности,

— отсутствие логики и последовательности.

Кстати, один из выводов напрямую возвращает нас к пост-правде: «Когда объем информации невелик, реципиенты склоняются к мнениям экспертов, но, когда информация в избытке, они более благосклонны к мнениям и информации, высказанным другими пользователями». То есть избыточность информации у потребителя, а это и есть сегодняшнее состояние, ведет к большему доверию с его стороны.

Это возродило внимание к такому аспекту информационно-психологической войны, как менеджмент восприятия. Исследователи отмечают следующее: «Во время конфликта близкие отношения между действием и восприятием означают, что восприятие актора и широкий контекст играют интерактивные роли, взаимно влияя друг на друга, что может воздействовать на любого актора, задействованного в процессе» [26].

Украина вступает в этот конфликт с бездействующими вооруженными силами и неработающими спецслужбами. То есть она проиграла начальный период войны в физическом пространстве. Но сумела восстановиться благодаря моральному фактору, с помощью которого на сцену вышли добробаты и волонтеры.

Учитывая, что четвертое поколение войны многими рассматривается в плоскостях информационной, психологической, культурной, где объектом является массовое сознание, даже если это один из компонентов предваряющий/сопровождающий военные действия в физическом пространстве, то понятен акцент на идентичности, который имеет место в российско-украинском конфликте.

Ситуация разделения СССР относительно легко произошла в политической и экономической сферах, поскольку там было что делить будущему бизнесу. Но на базе идентичности, которая была даже вынесены в название книги Л. Кучмы «Украина — не Россия», войны носили исключительно мягкий характер.

Однако переход от идентичности советской к идентичностям русской, украинской, беларусской, грузинской, эстонской и другим вызывал резкое обострение отношений со стороны России. Признавая разделенность экономики или политики, Россия не смогла смириться с разделением идентичности, в то же время сама она смогла перейти от идентичности российской к русской.

В результате сегодня не только Украина, но и все страны мира вдруг оказались в предвоенной ситуации. Именно так она понимается многими, даже не имеющими непосредственного физического контакта с боевыми действиями. Швеция, к примеру, так описывает новый тип отношений: «Увеличенное количество дезинформации, фиктивные телеграммы и фейковые новости заполнили шведское информационное пространство. Это развитие появилось в контексте ухудшающейся ситуации безопасности в широком балтийском регионе после российской аннексии Крыма в феврале 2014 г. Российские политики и дипломаты активно вмешивались в шведские внутренние политические дела, а многие прокремлевские НГО и правительственные НГО заработали в Швеции. В социальных медиа армии троллей нацелились на журналистов и ученых, включая взломы страниц» [27]. Именно поэтому и сегодняшнюю ситуацию отношений между, например, США и Россией пытаются подвести под холодную войну 2.0 [28].

Война четвертого поколения пришла на территорию внезапно. Не ждали ее и на Западе. Только сегодня началось развертывание силы быстрого реагирования в физическом пространстве. И только сейчас по всей Европе и США создаются центры контрпропагандисткого реагирования.

Литература
1. Линд У.С. и др. К войнам четвертого поколения // http://www.redstar.ru/index.php/newspap ... pokoleniya

2. Lind W.S. Understanding fourth generation war // http://www.antiwar.com/lind/?articleid=1702

3. Devega C. How “4th Generation Warfare” helps to explain the rise of Donald Trump // http://www.salon.com/2016/07/05/how_4th ... ald_trump/

4. Wilson B. Donald Trump meets William S. Lind // 4thgenwar.wordpress.com/2016/07/03/trump-meets-man-who-inspired-2011-terror-attack-deadlier-than-orlando-shooting/

5. Troutfishing ‘Trump’ is shorthand for William S. Lind, «cultural marxism» and Fourth Generation Warfare // http://www.dailykos.com/story/2016/7/13 ... on-Warfare

6. Lind W.S. The roots of political correctness // http://www.theamericanconservative.com/ ... rrectness/

7. Weirich P.M., Lind W.S. The new conservatism // http://www.theamericanconservative.com/ ... rvativism/

8. Meet William S. Lind, the Extremist Author Who Might Have Influenced Donald Trump

9. Lind W.S. The view from Olympus: how to prevent 4GW n America? // http://www.traditionalright.com/author/wslind/

10. Fisher M. Stephen K. Bannon’s CPAC Comments, Annotated and Explained // http://www.nytimes.com/2017/02/24/us/po ... m=Facebook

11. Kreiss D. Trump, Breitbart, and the Rejection of Multicultural Democracy // medium.com/@dkreiss/trump-breitbart-and-the-rejection-of-multicultural-democracy-90f3f776bebd#.4tn6bbpl4

12. Kreiss D. Social Media Did Not Give Us Donald Trump and it is Not Weakening Democracy // medium.com/@dkreiss/social-media-did-not-give-us-donald-trump-and-it-is-not-weakening-democracy-20814a054c31#.gq4uxvgvr

13. Rosenberg P. Don’t think of a rampaging elephant: Linguist George Lakoff explains how the Democrats helped elect Trump // http://www.salon.com/2017/01/15/dont-th ... ect-trump/

14. Познер и его мишени: как стимулируется общественный раскол в России // eadaily.com/ru/news/2017/02/26/pozner-i-ego-misheni-kak-stimuliruetsya-obshchestvennyy-raskol-v-rossii?utm_source=smi2

15. Faith R. Fifth-generation warfare: taste the color revolution rainbow // news.vice.com/article/fifth-generation-warfare-taste-the-color-revolution-rainbow

16. Lind W.S. Fifth generation warfare? // http://www.dnipogo.org/lind/lind_2_03_04.htm

17. Karber P. a.o. Russia’s new generation warfare // http://www.ausa.org/articles/russia%E2% ... on-warfare

18. Berzins J. The new generation of Russian warfare // http://www.aspeninstitutece.org/en/arti ... n-warfare/

19. Bender B. The secret U.S. Army study that targets Moscow // http://www.politico.com/magazine/story/ ... udy-213811

20. Shlapak D.A. a.o. Reinforcing deterrence on NATO’s Eastern flank. Wargaming the defense of the Baltics // http://www.rand.org/pubs/research_reports/RR1253.html

21. Radin A. Hybrid warfare in the Baltics. Threats and potential responses // http://www.rand.org/pubs/research_reports/RR1577.html

22. Ochmanek D. Restoring the power projection capabilities of the U.S. Armed Forces // http://www.rand.org/pubs/testimonies/CT464.html

23. Larrabee F.S. a.o. Russia and the West after Ukrainian crisis. European vulnerabilities to Russian pressure — Santa Monica, 2017

24. Пол К. и др. Российская модель пропаганды. «Пожарный шланг с потоками лжи» // http://www.rand.org/pubs/perspectives/PE198.html

25. Zappone C. Donald Trump campaign’s ‘firehose of falsehoods’ has parallels with Russian propaganda // http://www.smh.com.au/world/us-election ... qo044.html

26. Waterman A. Perception Management in Asymmetric Warfare: Lessons for Democratic Practitioners from Ukraine (2014–16) and Gaza (2014) // http://www.idsa.in/system/files/jds/jds ... fare_0.pdf

27. Kragh A. a.o. Russia’s strategy for influence through public diplomacy and active measures: the Swedish case // Journal of Strategic Studies. DOI: 10.1080/01402390.2016.1273830

28. Osnos E. a.o. Trump, Putin and the new cold war // http://www.newyorker.com/magazine/2017/ ... w-cold-war
http://hvylya.net/analytics/society/pos ... andyi.html
Полностью не вычитал. :( не успел
God Save the King

Аватара пользователя
Варяг
Старожил форума
Сообщения: 7072
Зарегистрирован: 31 окт 2014, 21:08
Откуда: Асгард

Re: Множественная правда Мнение Георгия Почепцова

Сообщение Варяг » 26 дек 2017, 12:50

Война мемов: как можно создавать и разрушать идеи элементарными ментальными структурами
Георгий Почепцов

Исследовательская любовь к мемам началась совсем недавно. Она совпала с возвратом к концепции войны идей или идеологий, которая возникла из-за незавершенности войны с радикальным исламом. Долгая война требует иного обоснования, которое было найдено в войне идей. Но если это война не в физическом пространстве, даже, если задуматься, и не в информационном, а в пространстве виртуальном, то она требует не просто совершенно иного инструментария, но даже и иных базовых единиц. И на эту роль были вписаны мемы как элементарные ментальные структуры, с помощью которых можно создавать или разрушать идеи. Правда, пока следует признать, что сделан только первый шаг — обоснование теоретической возможности, без второго — явных практических реализаций; впрочем, они как раз могут быть засекречены.

Но мы имели аналог мемов в виде анекдотов и слухов. Мы говорим о них как об аналоге, поскольку анекдоты и слухи, как и мемы, характеризуются тем, что имеют способность к самораспространению. Можно обозначить три важных характеристики мема:

— обладают яркой формой и значением,

— самодостаточны для самораспространения,

— способны создавать или разрушать ментальную защиту.

Некоторые исследователи видят еще такую характеристику мема, как его естественную способность храниться в нашей памяти.

В основе обращения военных к этой проблематике (а именно оттуда пришел прикладной аспект этой проблематики) лежит небольшая работа Пессера. В ней он написал: «Будущая война в идеологическом пространстве требует силовой структуры, закаленной для нелинейного поля боя. Американские военные не имеют доктрины или рекомендаций для войны нелинейном пространстве боя в разуме врага или даже сложной парадигме некомбатантов. Однако с некоторыми модификациями можно достичь нового уровня понимания и возможности достижения паритета и даже превосходства в этом пространстве».

Пессер также вводит разграничение между целевой направленностью информационных операций и меметических. Если информационные операции направлены на врага, то меметические — на гражданских лиц, потому это более разношерстная аудитория (см. также тут). Это массовое сознание, которое и должно является основным объектом как для атаки, так и для защиты.

Однако нам представляется несколько притянутым за уши его представление о мемах и их передаче, которое он именует клиническим. Поссер имеет в виду, что распространение мемов следует трактовать как болезнь, хотя и ментального порядка.

Терминологически мемы ведут свое начало от Ричарда Докинса. Он приравнял их к генам, c его точки зрения мемы действуют однотипно, только происходит это в области культуры. Докинс говорит о «вирусах разума», рассматривая религиозные представления людей как «паразитов разума». Военное исследовательское агентство DARPA тоже заинтересовалось мемами в плане работы с соцсетями.

К сожалению, биологический взгляд на мемы оказывает свое давление, хотя это чисто метафорический подход, практически не имеющий никакого отношения к ментальной реальности. Например, в профессиональном бюллетене американской разведки Хенкок также пишет: «Мемы образуют невидимый, но достаточно реальный ДНК человеческого общества. Мем исходно является идеей, но не каждая идея является мемом. Чтобы идея стала мемом, она должна передаться или реплицироваться в другом индивиде. Точно так, как вирусы переходят от тела к телу, мемы движутся от разума к разуму. Точно так, как гены организуют себя в ДНК, клетки и хромосомы, точно так повторяемые элементы организуют себя в мемы, а также в взаимозависимые комплексы мемов или «мемплексы». Изучение этих повторяющихся элементов культуры называется меметикой».

Война выводится тогда из агрессивных / конфликтующих мемов, которые достигают уровня критической массы в популяции для поддержки агрессивных действий. Математики, кстати, уже установили порог в десять процентов населения, по достижении которого идеи могут двигаться самостоятельно. По этой причине для предотвращения войны надо идентифицировать, отследить, изолировать и уничтожить конкретные мемы, которые формируют основу конфликта. Но важным элементом в случае мемов является их резонирующий характер, поскольку разум очень позитивно откликается на них.

Остается не совсем ясным вопрос, насколько успешными могут быть операции по замене или стиранию опасных мемов, а если и успешными, то за какой временной срок их можно убрать из массового сознания. Кстати, Хенкок считает, что если убрать нельзя, то надо попытаться запустить мем, который будет менее опасным, но сможет иметь хорошее распространение. Кстати, и сама эта идея, и вариант борьбы с помощью замены очень напоминает концепцию фреймов Лакоффа, который тоже считает, что с фреймом, введенным первично, тяжело бороться, лучше попытаться ввести новый фрейм с нужным содержанием [Lakoff G. The political mind. — New York etc., 2009].

Вообще, во всем этом подходе к мемам и меметической войне важной является направленность на разбор наиболее элементарные частицы функционирующих в человеческом обществе идей. В этом плане интересен также подход специалиста по политической психологии Уестена, у которого есть некоторые примеры подобного разбора чувствительных для общества представлений [Westen D. The political brain. — New York, 2008].

И, в принципе, Хенкок акцентирует именно глубинный инструмент, когда говорит: «Меметическая теория предоставляет рамки для работы с наиболее важными социальными и военными проблемами на базовом причинном уровне».

Российская пропаганда как раз внедряла свои мемы, интуитивно опираясь на этот уровень, когда говорила, например, о фашистах-неонацистах-карателях-бандеровцах. Это явный мем и при прикосновении к новой реальности он возродился без особых усилий, что позволило видеть действительность сквозь навязанные извне понятия. Понятно, что главным конструктивным элементом здесь становится привязка к немецким нацистам, которой не может быть в сегодняшнем дне, но зато она сильна пропагандистски.

Из гранта DARPA вырастает и ряд исследований по военной меметике. Там заданы следующие определения:

— меметика — это изучение и применение мемов,

— военная меметика — это применение мемов в сфере национальной безопасности,

— она является частью нейро-когнитивной войны.

Прочитав это, можно вспомнить мем, который пришел от Рейгана, назвавшего Советский Союз «империей зла». Несомненно, данный мем, как и ряд других мемов холодной войны, существенно повлиял на научный, журналистский и обыденный дискурсы того времени, приведя к разрушению СССР.

Мемы предлагается различать по результатам воздействия: внутреннему или внешнему. Имеется в виду влияние на разум или на поведение.

Для военной меметики интерес представляют краткие мемы, поскольку они могут использоваться в соцсетях. Мемы задаются как информация, которая распространяется, влияет и сохраняется. Причем для военных целей интересно только немедленное, а не эволюционное влияние, поскольку у военных нет столько времени на ожидание результата.

DARPA выделяла финансирование на такие проекты в этой сфере. Тематика такова: эпидемиология идей (2006), военная меметика (2006–2009), социальные медиа в стратегических коммуникациях (2011), нарративные сети (2011). Как видим, первый термин «эпидемиология идей» был тоже из биологических метафор.

Мемы обсуждаются и под углом зрения использования их и в политической жизни США [см. тут и тут]. При этом акцентируется, что мемы остаются частично вне реальной науки, а только в области научной фантастики.

Одним из первых заговорил о мемах Хенсон, у которого есть такое высказывание: «Военное поведение у человека не является все время активным, поэтому требуется бихевиористское переключение на него».

Натовские эксперты предлагают включить мемы в войну против джихада или кремлевских троллей. При этом идея культурной эволюции (например, Tyler T. Memetics. Memes and the Science of Cultural Evolution. — 2011) не годится для военных, поскольку это долгий процесс. Не очень «аккуратна» в плане переноса биологической метафоры на психическую деятельность и идея ментального вируса, которая также часто используется (см., например, тут).

Ричард Броуди выпустил даже целую книгу на тему «Вирус разума» [Brodie R. Virus of the mind. The new science of the meme. — London, 2009]. Здесь есть главы на тему культурных вирусов, программирования человека, меметики религии, создания культа и даже дезинфекции. Он утверждает, что мемы попадают к нам без нашего разрешения, они влияют на нас, когда мы даже не замечаем этого. И все это дает нужные подсказки для военного использования.

Броуди видит три пути распространения мемов:

— повторение,

— когнитивный диссонанс, для разрешения которого возникает новый мем,

— генетическое реагирование типа предупреждения об опасности, криков детей, сексуальной привлекательности.

В исследовании в рамках гранта DARPA мем рассматривается как хорошо принимаемый разумом: «Чтобы хорошо быть принятым хозяином, мем должен соответствовать конструктам или системе представлений хозяина или быть в парадигме, к которой хозяин расположен. Мемы также собираются и усиливаются в комплексах (мемплексах), так что подходящие рамки в разуме хозяина особо поддаются влиянию нового мема, который соответствует рамкам, подобно тому, как новое правило религиозного лидера принимаются последователями этой религии, в то время как они будут проигнорированы неверующими».

И еще определенное видение будущего, которое пока выглядит как красивое пожелание: «Меметика может смягчить нежелательные последствия, исходящие из культуры противника, помочь сдержать конфликт, понизить уровень враждебности с помощью культурного образования и порождения подходящих решений для местных проблем».

Меметическую войну задают как соревнование в сфере нарративов, идей и социального контроля в поле боя социальных сетей. Это становится психологической войной в электронной сфере. Нам же представляется, что в таком случае мы сужаем возможности этого инструментария, поскольку ограничиваем его только интернетом.

Или такое понимание: «Меметическая война — это одновременно этос и ремесло. Способность «говорить в интернете» в дополнение к пониманию нюансов целевой аудитории являются важными для каждого, кто хочет участвовать в меметической войне» [Giesea J. Memetic warfare. Part 2. Hacking hearts and minds. How the memetic warfare is transforming cyberwar].

Россия также взяла на вооружение меметическую войну, как в теоретическом, так и в практическом плане. В последнем случае речь идет о докладе, полностью соответствующем обсуждаемой выше тематике, «Производство и распространение вытесняющего контента: содержательная альтернатива террористической идеологии», а также об активном вмешательстве в выборы на чужой территории с помощью интернет-интервенций. Например, в качестве мема рассматривается высказывание «партия жуликов и воров». Она полностью «захватила» все ассоциации по поводу российской партии власти.

Украина также включилась в разбор мемов. Золотухин подчеркивает следующее: «Технология использования мемов как “боевых информационных единиц” зарекомендовала себя как самая пробивная и мощная. “Цветные революции” также можно назвать элементами меметических технологий. В особенности цветовую индикацию событий (“оранжевая революция” в Украине) или использование предметов символов (“революция роз” в Грузии). Поэтому именно создание мемов, типа, “бандеровцы”, “гейропа”, “фашисты”, “майдауны” выстроило ту структуру информационного пространства, в которой мы живем» [см. тут, тут и Zolotukhin D. What is memetic warfare and how does it threaten democratic values // The crisis in Ukraine and infromation operations of the Russian Federation. Ed. by V. Ssazonov a.o. — Tartu, 2016].

Марутян видит следующий набор мемов в российско-украинской войне: украинские — колорады, киборги, ватники, проФФесор; российские — Крымнаш, вежливые человечки, майдауны, бандерлоги, свидомиты, украинцы, хунта, гейропа, распятый мальчик.

Обращение к мемам было вызвано поиском инструментария для ведения идеологической войны не в теоретическом плане, а непосредственно в массовом сознании. Для этого следует опускаться в своем анализе на составляющие таких единиц, чтобы понять их сильные и слабые стороны.

Будущее лежит в привязке этой тематике к нейропсихологии; например, уже известно, что сакральные вещи и простые активируются в разных частях головного мозга, и теперь понятно, почему сакральное не меняется на материальное.

Об авторе — Доктор філологічних наук, професор, експерт з інформаційної політики та комунікаційних технологій. Був завідувачем кафедри інформаційної політики Національної академії державного управління при Президентові України, заслужений журналіст України. Автор численних книг з питань комунікаційних технологій.

Источник: Media Sapiens

http://hvylya.net/analytics/society/voy ... urami.html
God Save the King

Аватара пользователя
raidho
Старожил форума
Сообщения: 15471
Зарегистрирован: 02 ноя 2013, 15:58

Re: Множественная правда Мнение Георгия Почепцова

Сообщение raidho » 27 дек 2017, 00:32

Афтар нслегка не в курсах по заявленной теме.

В чем смысл статьи Докинза. В том что мемы являются дарвиновскими репликаторами. То есть обладают способностью к копированию себя любимых и изменчивостью. Отсюда сразу неизбежно следует эволюция. При этом под мемами понимается абсолютно любая идея способная к распространению и обладающая изменчивостью. Ваша любимая "рыночная экономика" - такой же мем, как и "европейская интеграция" или "жидобандеровские фашисты".

Ну и нужно понимать, кто такой Докинз - он ну очень любит разные интеллектуальные провокации.

Что касается Броуди - ну это уж совсем маргинальщина.

Ну то есть вполне могут найтись придурки желающие использовать "меметической оружие" (и они наверняка есть), только у них нифига не получиться. По причине дарвиновской сути этих самых мемов. А "меметическое оружие" - это какой-то ламаркизм в чистом виде.

И порог для распространения в 10% - в несколько раз завышен (как минимум). Мы считали (еще до интернета и соц сетей) - получилось около 3 процентов. Сейчас еще меньше выйдет.

Аватара пользователя
Варяг
Старожил форума
Сообщения: 7072
Зарегистрирован: 31 окт 2014, 21:08
Откуда: Асгард

Re: Множественная правда Мнение Георгия Почепцова

Сообщение Варяг » 30 дек 2017, 02:34

raidho писал(а):Афтар нслегка не в курсах по заявленной теме.

В чем смысл статьи Докинза. В том что мемы являются дарвиновскими репликаторами. То есть обладают способностью к копированию себя любимых и изменчивостью. Отсюда сразу неизбежно следует эволюция. При этом под мемами понимается абсолютно любая идея способная к распространению и обладающая изменчивостью. Ваша любимая "рыночная экономика" - такой же мем, как и "европейская интеграция" или "жидобандеровские фашисты".

Ну и нужно понимать, кто такой Докинз - он ну очень любит разные интеллектуальные провокации.

Что касается Броуди - ну это уж совсем маргинальщина.

Ну то есть вполне могут найтись придурки желающие использовать "меметической оружие" (и они наверняка есть), только у них нифига не получиться. По причине дарвиновской сути этих самых мемов. А "меметическое оружие" - это какой-то ламаркизм в чистом виде.

И порог для распространения в 10% - в несколько раз завышен (как минимум). Мы считали (еще до интернета и соц сетей) - получилось около 3 процентов. Сейчас еще меньше выйдет.
Всегда интересно почитать критику. :)
God Save the King

Аватара пользователя
Варяг
Старожил форума
Сообщения: 7072
Зарегистрирован: 31 окт 2014, 21:08
Откуда: Асгард

Re: Множественная правда Мнение Георгия Почепцова

Сообщение Варяг » 11 фев 2018, 19:57

Как работает кампания дезинформации
Георгий Почепцов, для "Хвилі"


Мы живем в мире, в котором физическое, информационное и виртуальное пространства пересекаются гораздо более интенсивно, чем это было раньше. Информационное пространство, усиленное социальными сетями, начинает доминировать над пространством физическим и часто над виртуальным, поскольку любое информационное сообщение выстроено под ту или иную виртуальную позицию и тем самым распространяет ее, даже не акцентируя.

Информационное пространство оказывает давление на население, а политики автоматически перенимают это давление от населения на себя, что вынуждает их реагировать. Обычно это вполне нормальные процессы. Когда же они запускаются искусственно, мы получаем искривленную модель мира в массовом сознании, которая неадекватна реальности, а потому опасна для стабильности данного общества.

Любые процессы дезинформационного порядка, когда они запускаются индустриально, то есть массово и сознательно, представляют опасность и сложность для борьбы с ними. Сложность этой борьбы определяется следующим:

— дезинформационная кампания опирается на уже имеющиеся в массовом сознании характеристики, только меняет их приоритетность, акцентируя то, что несет конфликтный потенциал,

— дезинформационная кампания первой вводит в массовое сознание информацию, что создает сложности для создания опровержений, поскольку определенная точка зрения уже введена в массовое сознание первой,

— дезинформационная кампания работает с конкретными социальными группами, выводя их на противостояние друг с другом, остальное население становится свидетелем этой борьбы, однако эти активированные группы очень тяжело поддаются переубеждению,

— вводимые извне нарративы начинают способствовать появлению контр-нарративов, чем усиливается противостояние, переходящее из информационного в виртуальное пространство,

— из информационного и виртуального пространств конфликтующие готовы перейти в физическое пространство, что часто и происходит, но «улица» в принципе не может решать информационные и виртуальные проблемы.

Общая модель подготовки дезинформационной кампании выглядит следующим образом:

— определение целевой аудитории,

— определение дестабилизационных месседжей для данной конкретной аудитории,

— определение уязвимости аудитории и ее уровня сопротивления,

— тестирование контента и языка сообщение в фокус-группах,

— определение каналов доставки сообщений.

Выбор и формулировка основного месседжа, который является основой кампании, является сложным процессом, поскольку от него в первую очередь зависит успешность кампании.

Сегодняшние дезинформационные кампании столь же серьезны, как и во время выборов. Анализ твитов января 2018 г., сделанный организацией Hamilton 68, которая анализирует российское влияние в Твиттере, показал, что на первое место (31%) среди связанных с Россией аккаунтами вышли нарративы «глубинного государства» [1 — 2]. Его еще называют «вторым правительством», имея в виду, что независимо от смены президентов национальная безопасность США находится в руках теневых игроков [3 — 5]. И именно они противостоят законно избранным демократическими методам президентам.

Как видим, возникла новая тема, которая будет «раздражать» многих, тем самым она будет привлекать внимание и на ее базе возможны информационные столкновения между разными группами. Например, во время избирательной кампании Трампа такими контроверсийными темами были: за или против иммиграции, за или против Ислама, если не касаться борьбы с Клинтон.

В январе такой подтемой общей темы глубинного правительства было обсуждение меморандума Нуньеса [6 — 9]. Это документ, на основании которого ФБР следило за членами избирательного штаба Трампа, подозревая найти там русский след.

Выборы являются только одной из возможных целей со стороны России [10]. Есть и экономические цели. Россия, например, выступает против использования воды при добыче газа, так как это удешевляет процесс, и цена газа упадет.

Выборы это не только информация, но и деньги. Например, 8 миллионов чешских крон были «влиты» в организацию Друзья Милоша Земана, что было организовано его советником, имеющим кремлевские связи [11]. Выборы в Чехии были проанализированы достаточно детально с подсчетом конкретных тем в Фейсбуке ([12], см. также анализ различных российских интервенций в информационное пространство европейских стран [13 — 14]). Отдельное внимание уделяется российской дезинформационной кампании на Балканах [15]. Выборы французского президента Макрона также подвергались давлению извне, что вызвало широкое обсуждение [16 — 19].

Макрон даже в присутствии В. Путина сказал, отвечая на вопрос корреспондента: «Во время кампании Russia Today и Sputnik были агентами влияния, несколько раз распространявшие фейковые новости обо мне лично и моей кампании. Они вели себя как органы влияния, пропаганды и лгущей пропаганды» [20]. Поэтому понятно желание французского президента ввести даже отдельный закон против фейков [21].

Исследователи справедливо подчеркивают, что одновременно надо думать об угрозах будущего и определять уязвимости до того, как они будут использованы [22]. А фейкам тоже нашлось системное место — они уже названы оружием новой холодной войны [23].

Один из британских генералов заявил, что киберпространство — это сегодняшние Балканы. И это понятно, поскольку здесь реализуется мягкий арсенал враждебности. Но он всегда может перейти к более жестким формам.

Любое общество балансирует между разными социальными группами с конфликтующими взглядами. Но количественно они могут быть не так велики, поскольку основная масса населения не придерживается радикальных взглядов. Если же начинать поддерживать радикалов с двух сторон, что и делают кампании по дезинформации, то они с неизбежностью начинают втягивать в свой конфликт все большее число людей, бывших до этого нейтральными. И вскоре накал страстей становится таким, что уже нельзя оставаться вне этого столкновения.
http://hvylya.net/analytics/society/kak ... atsii.html
God Save the King

Аватара пользователя
Варяг
Старожил форума
Сообщения: 7072
Зарегистрирован: 31 окт 2014, 21:08
Откуда: Асгард

Re: Множественная правда Мнение Георгия Почепцова

Сообщение Варяг » 02 апр 2018, 14:38

Как общество управляется с помощью фейков
Георгий Почепцов

90000
feyki


Они являются своеобразным путеводителем по страхам населения, которым можно дополнить официальные данные соцопросов.

Человек живет в мире страхов. На это уходит множество ресурсов: от замков и железных дверей до оружия, бронированных машин и собак. Страх является главным элементом управления массовым сознанием. Сегодняшние государства отказались поддерживать медицину, образование, науку, у них осталась одна функция — защищать нас от страхов. Поэтому деньги на военных и полицию поступают без ограничений.

Страхи сидят в нашей голове достаточно уверенно. Мы их можем не замечать, но они там есть. Например, в первую десятку страхов американцев, по опросу Университета Чепмена, попали:



Среди других страхов можно отметить такие: войны боятся 35,8 % американцев, ядерной атаки — 33,6 %, гражданских беспорядков — 32,0 %, болезней — 34,4 %, эпидемии — 34,4 %, пьяного водителя — 26,5 %, зомби — 8,5 %.

Конспирология живет в пространстве стратегических страхов, в то время как фейки — тактических. Осмысление событий при помощи конспирологии обязательно находит одну главную действующую силу, даже в ситуации, когда ее в реальности нет. Но человеческий ум, как и, например, в тесте Роршаха, ищет систему и при отсутствии таковой. Вероятно, такая же системность приводит к понятию Бога, поскольку трудно примириться с тем, что над всем нашим миром ничего нет более высшего.

Термином «глубинная политика» обозначают то, чего не смогли понять ни СМИ, ни население. Именно так трактует это направление Питер Скотт [Scott P.D. Deep politics and the death of JFK. — Berkeley etc., 1993]. Он говорит: «Чем больше я изучаю эти глубинные события, тем больше я замечаю предположительной близости между ними, увеличивающей возможность того, что они не являются несвязанными внешними вмешательствами в американскую историю, но частью эндемического процесса, имеющего в той или иной степени общий источник».

Для американцев, например, таким глубинным событием является убийство Кеннеди, которое и по сегодняшний день оставляет ощущение нераскрытости и недопонимания. Дональд Трамп пообещал своему политическому советнику и конспирологу Роджеру Стоуну (его сайт — stonezone.com) рассекретить материалы этого убийства и сделал это [см. тут и тут]. Кстати, в связи с этими документами вновь возникла версия включенности Советского Союза в этот процесс.

Конспирология пользуется популярностью, ведь она дает ясные и понятные всем объяснения происходящего, для чего часто приходится опираться на теории заговоров.

Это своего рода социальная терапия, упрощающая все то, что творится в головах. Социальная инженерия — это полный разворот, трансформация модели мира под новые «лекала». Это советская ситуация после 1917 года, когда создавали нового человека, а того, кто не хотел «создаваться», отправляли на более серьезное перевоспитание. Если первый инструментарий был информационным и виртуальным, то второй — физическим. В первом случае ломали разум и сознание, во втором — тело.

По сути Антон Макаренко был таким социальным инженером, воспитывая малолетних преступников [Макаренко А. Педагогическая поэма. — М.. 1982]. В ту эпоху не было ни телевидения, ни интернета, ему все приходилось делать «вручную». Теперь подобная функция выполняется индустриально — например, телесериалы программируют правильное здоровое поведение.

Если посмотреть на молодое поколение Америки, то 30 % американцев, родившихся после 1980 года, считают, что идеалом является демократическая страна. Однако среди американцев, родившихся до войны, таких было 72 %. Соответственно, и свобода слова перестает быть ценностью.

Все это выводят из страхов нового поколения и его неуверенности в будущем дне. Как пишет в New York Times профессор Клэй Рутледж: «Страх толкает людей к занятию защитной позиции. Когда люди ощущают беспокойство, они становятся менее открытыми разнообразным идеям и мнениям, менее способны проявлять терпимость и прощение к тем, кто не согласен с ними. Когда люди боятся, они цепляются за определенность мира, который знают, стараясь не предпринимать физических, эмоциональных и интеллектуальных рисков. Если сказать кратко, страх заставляет людей отдавать предпочтение психологической безопасности, а не свободе».

Отсюда понятен переход к конспирологии, которая дает наглядные и логические объяснения. Исследователи подчеркивают такие конкретные психологические мотивы конспирологических объяснений:

— эпистемические — необходимость в понимании, точности, субъективной уверенности,

— экзистенциальные — необходимость в контроле и безопасности,

— социальные — необходимость удерживать позитивный имидж себя или группы.

Облегченное восприятие мира ведет к облегченной культуре, лайт-культуре. Для понимания классической музыки необходимо обучение, для понимания шлягеров нужны только уши.

Контркультура также порождает замену — облегченные модели мира. Это параллельный мир, где все понятно тем, кто понимает, кто получил определенную «прививку» инокультуры. Но контркультура становится опасной, когда ее используют против государства.

Государства борется за реагирование, направленное на выживание не индивида, но коллектива. Это определенное занижение статуса биологических эмоций в пользу поддерживаемых государством. Павлик Морозов выступает против отца, герои отдают свою биологическую жизнь. Поэтому государства остро нуждаются в своей модели мира, поскольку биологическая модель для них контрпродуктивна.

Свои патриотические модели государства запускают не только с помощью образования или пропаганды, здесь самое большое внимание уделяется кино и телесериалам. Если от пропаганды можно защищаться, поскольку она заметна, то от сериалов защититься нельзя, ведь нам их не навязывают, мы сами их выбираем.

На нашу эпоху пришелся сложный процесс переключения человеческой цивилизации с книги на экран. Это в определенной степени облегчило работу государств, поскольку появилась доселе невиданная массовость воздействия. Эта массовость с одновременной синхронностью получения информации с последующим ускорением смены сообщений приводит к тому, что потребитель лишен возможности критически осмыслять получаемую информацию.

Чтение с экрана компьютера создает серьезные сложности для восприятия и понимания. Это говорит о том, что процессы передачи информации и обучения пошли на замедленнее. То есть информация поступает быстрее, а ее осмысление и понимание наталкивается на трудности. И это значит, что человек глупеет…

Результатом стало то, что в мире фиксируется кризис креативности. И он выражается в ежегодном снижении числа патентов, получаемых, например, в США [см. тут, тут и Kim K.H. The Creativity Crisis: The Decrease in Creative Thinking Scores on the Torrance Tests of Creative Thinking // Creativity Research Journal.- 2011. — Vol. 23. — N 4]. Ради развития креативности начали разрабатывать разного рода методологии, ведь бум изобретений, который пришелся на шестидесятые годы, давно пошел на спад.

Падение креативности у сегодняшнего человека связано также и с тем, что против него работает тенденция упрощения, о которой мы говорили выше. Человеку все достается «пережеванным», его мозги не участвуют в осмыслении, а только в получении информации.

Гинтаутас Мажейкис, например, говорит о восприятии телесериалов: «Сериалы не в помощь чтению. Я и мои коллеги проводили опыты, посвященные тому, как исчезает наше воображение. Когда мы читаем любой роман, мы его видим, переживаем — как бы виртуально. У нового «цифрового» поколения, вырастающего на компьютерных играх и сериалах, хуже развит этот тип воображения. Такие люди очень быстро ориентируются в интернете, но не видят, не воображают того, о чем читают. Отсюда радость свободы в сериалах. Бабушки могут быть свободными, читая романы, а их внуки не в состоянии ощутить это. Им нужен совсем другой формат. Из-за этого полностью меняется система потребления».

Фейки и постправду пытаются сегодня победить обучением школьников и студентов то медиаграмотности, то критическому мышлению. Однако эта система стала разрушаться достаточно давно.

Как только Советский Союз снял свою систему идеологического контроля, информационное пространство сразу заполонили астрологи, целители и знахари. Мозги советского человека, привыкшего, что с экрана телевизора или страницы газеты звучит исключительно правда, попали под обстрел. Массово зазвучали голоса Кашпировского и Чумака.

Одновременно в массовое сознание потекло все таинственное и непознанное. Оно не становилось от этого менее таинственным или непознанным, но проникало во все возможные информационные щели.

Илья Кукулин так фиксирует этот процесс с еще более ранних периодов: «В середине 1960-х стали появляться статьи о всяких таинственных случаях, объединяемые спектром тем, которые мы сейчас называем new age. Парапсихология, излечение на расстоянии, кожное зрение, инопланетяне, палеоконтакт, китайская медицина и многое другое. Поразительным образом именно научно-технические и научно-популярные журналы стали главным органом распространения new age в Советском Союзе!».

Он объясняет это такой заменой в сознании: «Сообщения о том, что реальность вообще загадочна и таинственна, позволяли немножко снизить страх людей, которые привыкли у себя на рабочем месте действовать рационально, перед иррациональностью собственно политической и социальной реальности, которая в этом случае вытеснялась, о которой можно было не говорить и не думать».

Сегодняшнее управление базируется на управлении вниманием. Информации стало много, а объем внимания у каждого человека остался прежним. В свое время рукопись или книга облегчили процесс запоминания, переложив память на внешние средства. Но внимание все равно нельзя отделить от человека.

У Ноама Чомского среди десяти способов управления массами на первом месте стоит отвлечение внимания. Перевод внимания на другое событие является одним из инструментариев спин-доктора, призванного управлять массовым сознанием. Мы быстро забываем старые новости, погружаясь в новые. Тем более сегодня, когда новостной поток превосходит все прошлые пределы.

Государства часто используют для таких же целей и образ врага, существованием которого можно оправдать любое ухудшение ситуации. Для политики Советского Союза, например, враг был весьма важен. В пропагандистской системе герой и враг всегда сосуществуют. Герой не может проявить себя без врага. Кстати, враг как конспирологический механизм резко упрощает систему управления, уводя удар народного недовольства от власти. Он «гасит» тревожность населения.

Тревожность характерна для всех стран. Это естественная биологическая реакция человека на меняющиеся условия среды его обитания. Американская молодежь, например, также полна тревог. При этом оказалось, что наиболее привилегированная молодежь одновременно и наиболее эмоционально разочарована.

К привычным страхам сегодня уже можно добавлять страхи, связанные с кибератаками. На 2018 год прогнозируется, например, и такие два типа атак, причем среди прочих, которые начинают получать распространение: вмешательство в выборы и кибервымогательство (о кибервымогательстве при атаках на бизнес и больницы). Последние выросли за эти годы на 500 %. Кстати, вспомним распространенные у нас телефонные минирования вокзалов и станций метро, о которых раньше мы практически не слышали.

Фейки, конспирология, как и многое другое, были наработаны социальными системами за тысячелетия. Они не столько решают проблемы мира, сколько упорядочивают его, создавая внятные схемы его понимания, которые необязательно должны быть правильными, но системными — обязаны. Тем самым мир как бы становится понятнее.
God Save the King

Ответить